Спустя 70 лет после Второй мировой войны и Холокоста немцы продолжают стремиться к тому, чтобы надлежащим образом отразить это трагическое прошлое в общественном сознании. В России отношение к своему прошлому и к истории совершенно иное: здесь преобладает стремление к забвению. Так оценивает нынешнюю ситуацию немецкий культуролог, профессор университета в Констанце Алейда Ассман (Aleida Assmann), выступавшая на встрече в Москве. Ее книга "Длинная тень прошлого. Мемориальная культура и историческая политика" только что вышла в переводе Бориса Хлебникова в московском издательстве "Новое литературное обозрение". В интервью Deutsche Welle Алейда Ассман говорит о времени, истории и памяти.

DW: Один из ключевых моментов истории Германии – период Второй мировой войны и переосмысление этого прошлого. Как трансформировалась историческая память, касающаяся этого периода?

Алейда Ассман: Историческая память Германии пережила четыре основных стадии трансформации. Первым был период, который можно было бы охарактеризовать как всеобщее забвение. Второй период - "помнить, чтобы никогда не забыть". Это обязательный этап трансформации памяти, поскольку будущее должно выстраиваться на встрече с прошлым. Третий период - "помнить, чтобы преодолеть". Это так называемый трансформируемый потенциал памяти, когда забывание идет через запоминание и прощение. Наконец, выстраивается так называемая "диалогическая память". На этом этапе происходит внутренняя реконструкция сообществ, имеющих общую историю, а целью процесса является стремление обсудить прошлое и разобраться в нем. Признание былых преступлений и травмирующих событий стало важным фактором, который коренным образом изменяет общемировой ландшафт воспоминаний.

- В настоящее время многие воспринимают немцев с их как будто чрезмерной тягой к преодолению нацистского прошлого как "чемпионов по воспоминаниям". Могут ли другие страны "исцелиться", преодолеть груз собственного прошлого, используя немецкую модель?

- По опыту мы знаем, что государства не терпят, когда им диктуют, что и как нужно хранить в памяти. Предписаниями тут ничего не добьешься, можно лишь показать пример. "Немецкая модель" сводится к тому, чтобы перевернуть логику формирования воспоминания, заключающуюся в самовозвышении, и поставить во главу угла собственную вину. В Германии на это понадобились многие годы, успело смениться целое поколение. Нужно было разъяснить людям, что признать общенациональную вину - вовсе не значит, как опасаются многие, запятнать образ нации. Напротив, у нации, у народа, у страны появляется возможность категорически отмежеваться от преступлений, которые были совершены в их истории, и громко заявить о ценностях гражданского общества.

- Если взять вашу периодизацию отношения к прошлому, то на каком этапе, по вашему мнению, находится сейчас Россия?

- Несмотря на то, что в России, в Москве, есть, например, музей Холокоста, страна не дошла до второго этапа - "помнить, чтобы никогда не забыть". У этого музея в России - совсем другая функция и совсем другая история возникновения. Мне кажется, что в России сейчас отношение к прошлому - это отношение первого периода: забвение, забывание собственной истории. Россияне старательно пытаются стереть из памяти очень многое из того, что в какой-то момент после распада СССР стало выходить на поверхность. Очень открытая ситуация, которая была в 1990-х годах в России, когда историки имели доступ к архивам, поднимали многие интересные темы, могли выступать публично, сегодня сменилась закрытостью и молчанием.

- В своей книге "Длинная тень прошлого. Мемориальная культура и историческая политика" вы отмечаете, что воспоминаниями обладают как индивидуумы, так и группы, сообщества и нации. Но не является ли групповая память простой совокупностью индивидуальных воспоминаний?

- Индивидуальная память, увы, ограничена продолжительностью жизни человека и умирает вместе с ним. В то же время групповая, культурная память является долговременной. Она охватывает целые поколения и продолжает жить благодаря тому, что ее поддерживают целенаправленно, что существуют и культивируются определенные ритуалы... Воспоминание и забвение признаны важным аспектом как общественной жизни, так и политики. При этом как индивидуальные воспоминания, так и коллективная память подвержены трансформации во времени. То есть на первый план в разное время могут выходить разные события прошлого. Но обычно это моменты, повышающие собственную значимость. При этом игнорируются те воспоминания, которые могут негативно сказаться на высокой самооценке.

- А какие признаки трансформации памяти вы замечаете в России?

- Я не очень глубоко занималась Россией, но некоторые моменты, то, что лежит на поверхности, позволяют делать определенные выводы. Существенный фактор, который нужно учитывать при изучении российского отношения к прошлому, памяти россиян, - это величина страны. Россия - большая страна, и поэтому индивидуальная память играет здесь очень важную роль. Люди, которые родились и выросли в советской идеологии, и при этом чувствовали себя вполне комфортно, после распада СССР как будто что-то потеряли. И как им кажется, - что-то хорошее. Отсюда всплеск ностальгии.

- Можно ли происходящие в России процессы сравнить с теми, которые происходили после объединения Германии?

- Поскольку в целом ситуация была разная, даже в некотором смысле - диаметрально противоположная, то и процессы трансформации памяти совершенно иные. Можно говорить лишь о некоторых параллелях, если оценивать воспоминания людей, родившихся и выросших в восточной части Германии и в Советском Союзе. Люди, которые большую часть сознательной жизни прожили в ГДР, сегодня, как и россияне, испытывают порой ностальгию по прежним временам.

- Может ли, по вашему мнению, нынешний подход российских властей к формированию "позитивной" истории страны привести к тому, что через поколение в памяти людей останется совершенно другая Россия, другой Советский Союз?

- Это так просто не происходит. Такое возможно разве что у Джорджа Оруэлла в романе "1984". В России все-таки до этого пока не дошло. И хотя времена действительно изменились, но есть еще архивы, в которых хранятся правдивые документы, свидетельствующие об эпохе, есть люди, которые занимаются изучением истории профессионально... Переписать историю сложно. А если историкам будут затыкать рот, то останутся писатели, которые их заменят и будут рассказывать о настоящей, правдивой истории.