Террористическая группировка "Исламское государство" (ИГ) объявила о "создании своей провинции" - вилаята на территории Кавказа. Ранее сторонники ИГ в Дагестане, Чечне, Ингушетии и Кабардино-Балкарии присягнули на верность Абу Бакру аль-Багдади. Председатель совета правозащитного центра "Мемориал", эксперт по Северному Кавказу Александр Черкасов в интервью DW рассказал, какую опасность представляют эти заявления, и оценил действия российских властей в сложившейся ситуации.

DW: Как вы оцениваете заявление боевиков ИГ, что они теперь считают Кавказ своей "провинцией"?

Александр Черкасов: Мы не знаем, кто сделал заявление, ответом на которое было это самое признание Северного Кавказа вилаятом "Исламского государства". Это даже не видео, а аудиозапись, на которой мужской голос говорит о переходе под юрисдикцию "Исламского государства". Эти господа заявили, что переходят под юрисдикцию ИГ, а недавно избранный - тоже, кстати, непонятно кем - эмир группировки "Имарат Кавказ" никак на это не реагирует.

Другое дело, если обратить внимание на то, что многочисленные и разные полевые командиры из числа структур, входивших в "Имарат Кавказ", заявляют о переходе под юрисдикцию ИГ, то в этой последовательности заявление уже не кажется таким уж неожиданным и невозможным. Стоит пристально следить за происходящим, потому что это заявление вполне может соответствовать действительности. Конечно, есть вероятность того, что оно сделано людьми, которые никого не представляют, но, к сожалению, тенденция именно такова - радикализация подполья и присоединение к наиболее популярной террористической группировке.

- Почему боевики Чечни, Кабардино-Балкарии, Ингушетии и Дагестана присягнули на верность Абу Бакру аль-Багдади?

- Растет популярность "Исламского государства" - это самый раскрученный проект такого рода, радикальная молодежь, разумеется, хочет принимать участие в главном джихаде. И последние годы рапортовавшие о своих успехах силовики должны понимать: часть этих успехов объясняется тем, что значительное число боевиков уходит с Северного Кавказа на территорию Сирии и Ирака и присоединяется к ИГ. Из одной Чечни, по официальным данным, выехали более 400 человек и около 40 вернулись. Рано или поздно многие боевики могут вернуться, и их идейное влияние будет еще больше.

И если боевики из разных структур воспримут тактику ИГ - террор против гражданского населения и действия на максимально широкой территории - это, безусловно, будет представлять опасность. Пока речь идет о том, что северокавказское подполье может стать франшизой того, что происходит в Сирии и Ираке. А мы знаем, какова тактика боевиков ИГ: действия сугубо против гражданского населения, против объектов культуры, жестокие и демонстративные.

- Как на эту новость, по-вашему, должны реагировать российские власти?

- Российские власти уже достаточно давно реагируют на этот процесс. Они стараются отслеживать тех, кто перебирается на Ближний Восток, чтобы присоединиться к боевикам ИГ. И еще более тщательно стараются отслеживать тех, кто возвращается оттуда. Есть аресты, есть суды, не так давно было внесено изменение в законодательство, чтобы можно было осуждать людей за участие в незаконных вооруженных формированиях за пределами России. Но одно дело - само признание опасности, а другое - эффективная борьба с ней.

- Является ли сейчас борьба силовиков с подпольными формированиями эффективной?

- В разных регионах Северного Кавказа тактика разная, но есть общая установка: применение жестких методов - эффектных, но неэффективных. Так можно деликатно назвать насильственные исчезновения, пытки, внесудебные казни и так далее. То, что применяется в Чечне, Дагестане, то, что неоднократно прокламировали руководители российского государства - уничтожать боевиков, отчитываться трупами. Но эти незаконные, по сути своей, методы не могут дать долговременного эффекта, они лишь сеют недовольство и приводят к росту активности вооруженного подполья.

- То есть российская власть сейчас, наоборот, провоцирует радикализацию Кавказа?

- Да. Все те годы, что длится вооруженный конфликт на Северном Кавказе, мы видим: там, где используется метод грубой силы, все больше людей уходят, что называется, в лес, в горы, а в последние дни - на Ближний Восток. Для Чечни 400 боевиков - это много или очень много? В первую чеченскую войну на линии соприкосновения редко число боевиков доходило до 1000 человек, а в последние годы оно было значительно меньше. То есть, возможно, в настоящее время на Ближнем Востоке уже значительно больше чеченских боевиков, чем в самой Чечне. Сейчас для кавказского подполья это серьезная, если не определяющая, тенденция.

- Какие методы борьбы, на ваш взгляд, были бы эффективными?

- Необходимо разделять между собой тех, кто исповедует нетрадиционный для этих мест салафитский ислам, и собственно вооруженное подполье. А также давать возможность тем, кто не совершил тяжких преступлений, выйти из подполья и вернуться к мирной жизни. Такая практика с 2007-2008 годов применяется в Ингушетии, где за пять-шесть лет более чем на порядок снизилась активность вооруженного подполья. Но для этого нужно думать не о показателях текущего года и, тем более, не о показателях, которые будут достигнуты через несколько месяцев до конца командировки, а мыслить на дальнюю перспективу.

Например, зачистки в горных дагестанских селах в прошлом году показали, что силовики просто не думают о последствиях своих действий. Когда населенный пункт выглядит буквально выпотрошенным, уничтожено все возможное имущество, дома доведены до полной негодности, а некоторые просто снесены, очевидно, люди после этого не будут испытывать большей симпатии к государству и не будут ждать справедливости от светской власти.