В 1947 году Жан-Поль Сартр сформулировал понятие "ангажированная литература" (littérature engagée). По мнению Сартра, литература обязана учить индивидуума использовать свою личную свободу для усовершенствования общественных структур. С тех пор это понятие стало употребляться и более широко, в частности, применительно к искусству и архитектуре.

"Вовлеченная архитектура"

В случае архитектуры "ангажированность" (вовлеченность в общественные процессы) проявляется особенно ярко. Ведь устройство города - это, по сути, материализация устройства социума.

Исследователи из Мюнхенского технического университета посвятили теме архитектурных утопий прошлого целое широкомасштабное исследование. 19 эссе, пять из которых были защищены как диссертации, стали основой для книги об архитектурных утопиях. Наиболее эффектные из экспонатов были также показаны прошедшим летом в рамках выставки в мюнхенской Пинакотеке современного искусства.

Ученые проследили и, как могли, проиллюстрировали судьбы приблизительно 30 архитектурных (и социальных) утопий с начала 17-го до второй половины 20-го столетия. Несмотря на радикальные изменения, которые произошли в это время в мире и архитектуре, в глаза бросаются три универсальных черты всех утопий, в частности, градостроительных.

Это их высокие моральные мотивы (желание действительно улучшить жизнь, облагодетельствовать человечество), стремление к эмансипации личности (созданию для каждого индивидуума достойных условий существования, пусть и через пресловутую "уравниловку"), а также святая вера в то, что в "лучше построенном" мире и человек должен стать лучше, добрее и справедливее. Переиначивая слова Воланда о том, что "квартирный вопрос испортил" москвичей, можно сказать: архитекторы-утописты уверены, что решение квартирного вопроса людей может улучшить.

Не такая уж невероятная фантастика?

Ради красного словца можно было бы заметить, что архитектурные утопии последних двух веков объединяет и еще одно: ни одна из них не была воплощена в жизнь в полной мере. Бумага - единственный материал, на котором фантазия архитекторов могла реализовать себя в неограниченном реальностью формате. Но, с другой стороны, почти все основные идеи архитекторов-утопистов рано или поздно "становились жизнью".

Взять хотя бы "Кристианополис" немецкого теолога и философа Иоганна Валентина Андреэ (Johann Valentin Andreae). В начале 17-го века он опубликовал выверенную философски и технически модель идеального христианского поселения. В качестве такового Андреэ представлял себе квадратный участок 200 на 200 метров. По периметру возводятся однотипные двухэтажные дома, убийственно похожие на казармы или бараки. В центре - храм. Похожие поселения (правда, уже с некоторыми усовершенствованиями) всего 100 лет спустя начали появляться в Старом и Новом Свете (например, массовым образом в Латинской Америке), а к началу 20-го века и вовсе стали стандартом (стоит посмотреть на социальную архитектуру Баухауза).

Антиурбанизм

Интересно, что одновременно со стандартизацией зданий, их подчинением требованиям функциональности, развивалась и тенденция антиурбанизма, продиктованная желанием вернуть человека в природу, а природу - человеку. Так, о "городе-саде" мечтал в 1892 году англичанин Уильям Моррис. Его предложения по усовершенствованию городского ландшафта походят на деятельность "садоводов-пиратов" сегодняшнего дня, самовольно сажающих деревья и кустарники на улицах и площадях европейских городов.

В основе европейской градостроительной мысли и архитектуры эпохи индустриализации - попытка обеспечить некую зону интимности в рационализованном и стандартном мире. Среди наиболее успешных (и, кстати, осуществленных) проектов такого рода - "садовые кооперативы" для простых людей, в Германии широко известные под названием "Шребергартен" (Schrebergarten), по имени немецкого врача Морица Шребера (Moritz Schreber), одного из пионеров "садоводческого" движения.

Архитектурные утопии будущего?

Почти обидно, что исследование мюнхенских ученых заканчивается именно на том месте, где становится особенно интересно: а именно, на подступах ко дню сегодняшнему.

А ведь так интересно было бы узнать, куда приведут нас идеи таких архитекторов, как, скажем, японца Су Фудзимото, которому видится некое "примитивное будущее" - возврат жилой архитектуры к архетипам "гнезда" и "пещеры", но на новом технологическом и социальном уровне.

"Умный дом" от Фудзимото должен соединять личную и социальную сферы, быть одновременно местом работы, жизни и отдыха. И не являются ли палаточные города сторонников движения Oссupy, пусть и пока примитивной, прокламацией нового мира?