Дочери Рейна, крашеные пышногрудые блондинки, резвятся, но только не в Рейне - они проживают в мотеле где-то на Rout 66 на просторах Техаса. Принимают солнечные ванны, жарят на гриле аппетитные сосиски и вывешивают на просушку кружевное нижнее белье. Рейн присутствует лишь как цитата: в виде бассейна в мотеле Golden Motel.

Кино на сцене

Альберих – инфантильный лысый карлик с желтой уточкой. Ему обидно, что русалки не желают с ним играть. Вместо недоступных любовных утех он отправляется в бассейн, где находит некий кусок золотистого целлофана, который должен изображать "золото Рейна". Он похищает это золото и отрекается от любви. В это время сцена преображается, и мы видим фасад мотеля – бар и бензоколонку. Здесь мы первый раз встречаемся с тем, что режиссер Франк Касторф (Frank Castorf), собственно, называет "золотом Рейна" - с нефтью. Власть над миром – "нибелунгов перстень наших дней" – имеет тот, кто имеет власть над нефтью.

Дальше больше: дочери Рейна выезжают на олдтаймере-кабриолете и звонят по мобильному телефону Вотану. Старого ловеласа, похожего на престарелого Джека Николсона, приходится будить, так как он отдыхает после любовных утех в компании супруги Фрики и ее сестрицы Фреи. Визуальные ассоциации с эстетикой сериала "Даллас" - сознательное решение постановщиков. Постановка нашпигована цитатами из фильмов Тарантино, Линча, американских лент Вендерса (Wim Wenders) и, главным образом, безымянных трешевых B-movie.

Секс, наркотики и пустое место

На сцене постоянно происходят совокупления, имеющие и не имеющие отношения к действию, пьется много алкоголя (в основном в виде лазоревых коктейлей) и то и дело кого-то бьют ногами. Кино, вторая реальность на театральной сцене - фирменный прием Касторфа. На экран – крышу мотеля – почти непрерывно в режиме реального времени транслируется происходящее на сцене и за сценой.

И все это было бы смешно, если бы не было так скучно. В течение двух часов Касторф доказывает, что хорошо владеет языком упомянутого выше американского кино. А также то, что ему абсолютно наплевать на Рихарда Вагнера и те смыслы, которые последний вкладывал в лирические пассажи Эрды и Фрики, в образ Вотана, в сцену появления богини земли и вечности Эрды. У Касторфа Эрда в белых мехах – элитная проститутка, бывшая любовница Вотана, которая тут же решается вспомнить с ним былые дни. Фраза Эрды "Я знаю все, что было и что будет" обретает комический характер. Чего уж тут не знать.

Петренко: дирижер на грани возможного

Дирижер Кирилл Петренко делает невероятное: в ситуации крайне интенсивного, порою хаотичного сценического действия, зачастую не имеющего отношения к музыке или даже противоречащего ей, он удерживает баланс оркестра и певцов. Оркестр звучит прозрачно и динамично, хотя и без привычной байройтской мощи. Кажется, что в созданных ему экстремальных условиях дирижер занят главным образом одним: стремлением удержать общую музыкальную форму спектакля, что ему и удается. Возможно, за счет собственных творческих идей.

Из отличного ансамбля певцов хочется выделить невероятного Фазольта - Гюнтера Гройсбёка (Guenther Groissböck), кстати, одного из ведущих в Германии исполнителей партии Бориса Годунова. Он делает из своего персонажа - в общем-то, второго ряда - филигранный образ, в котором есть и зло, и нежность, и страсть. Истинно вагнеровский образ.

Итак, в первый день "Кольца" можно сделать лишь один вывод: тот, кто заказывал продукт под названием "Франк Касторф", получил именно то, что заказывал.