Тесный кабинет председателя фракции немецкой партии "пиратов" в берлинском парламенте располагается на чердачном этаже здания бывшего прусского ландтага. Хозяин помещения - 28-летний студент Кристофер Лауэр (Christopher Lauer) впервые принимал участие в работе проходившего в середине ноября в Москве "Петербургского диалога". В интервью парламентскому корреспонденту DW Никите Жолкверу он рассказал о своих впечатлениях.

Deutsche Welle: Господин Лауэр, вы никогда не занимались темой германо-российских отношений. Как вообще вы оказались в Москве на "Петербургском диалоге"?

Кристофер Лауэр: Меня попросили рассказать на "Петербургском диалоге" что-нибудь о гражданских протестах. На заседании той рабочей группы, в которой я оказался, речь шла о разных темах - от акций против строительства нового вокзала в Штутгарте до демонстраций российской оппозиции в Москве после очередного избрания Путина президентом.

- Но почему на тему гражданских протестов попросили выступить именно вас?

- Дело, видимо, в том, что партию "пиратов" все еще воспринимают как молодежное протестное движение. Считается, что нам ближе образ мыслей людей, не согласных с существующими порядками.

- Но разве можно сравнивать протесты в Штутгарте с демонстрациями политической оппозиции в России?

- Нет, нельзя. И в ходе дискуссии я сказал об этом. Одно дело - протест против неучета мнения граждан при планировании крупной стройки и совсем другое - возмущение людей в России фарсом, фейком выборов.

- Вы считаете, что такое сравнение было сознательной тактикой организаторов дискуссии?

- Они и в самом деле попытались найти некий общий знаменатель. И там, дескать, и тут люди выходят на улицу в знак протеста. Но я как раз обращал внимание на различия, что вызвало весьма резкую реакцию российских участников. Некоторые были недовольны моей недипломатичной критикой существующих в России порядков. Русские, возражали мне, ведь не вмешиваются во внутренние дела Германии. Я им ответил, что это чепуха. Мы в берлинском сенате выступили с проектом резолюции против строительства в Польше рядом с нашей общей границей атомной электростанции. Если эта штука рванет, то не поздоровиться также жителям Бранденбурга и Берлина. Разве это вмешательство во внутренние дела?

- А как вообще вы оцениваете ход дискуссий на Петербургском диалоге?

- Атмосфера была дружелюбной, не было резких выпадов или обвинений. Но особенно конструктивной дискуссия не была. В рабочей группе "Политика", например, состоялся обмен мнениями между депутатом Европейского парламента Эльмаром Броком (Elmar Brock) и его коллегой из Государственной думы. Это было больше похоже на восхваление собственных достижений: вот какая у меня машина, вот какой у меня дом. А между ними сидел Горбачев, который как-то иначе представлял себе "гласность" и "перестройку".

- То есть, пустая болтовня?

- Вы знаете, мне все это напомнило нашу поездку в Исландию вскоре после того, как "пираты" оказались в берлинском парламенте. Мы были в гостях у бургомистра Рейкьявика Йоуна Гнарра - большого шутника и комика, панк-рокера и анархиста. Мы тогда подписали "декларацию ни о чем" (Declaration on nothing). Там было записано, что подписавшие не берут на себя никаких обязательств, но должны фотографироваться во время ее подписания и пожать после этого друг другу руки. А если этого сделано не будет, то подписи под декларацией аннулируются. Это был некий символический акт, некое совместное действо, демонстрация того, что форма важнее содержания. Нечто подобное происходит и на "Петербургском диалоге".

Я спрашивал себя, ну, зачем Ангела Меркель (Angela Merkel) и Владимир Путин вместе с Зубковым и де Мезьером (Lothar de Maiziere) целый час потратили на участие в дискуссии на пленарном заседании в Кремле. Потом мне стало ясно, о-кей, это такой "вербальный бокс". Меркель делает заявления для немецкой печати, Путин - для российских СМИ.

- Давайте вернемся к теме гражданских протестов. Какое впечатление у вас осталось от российского гражданского общества, от представителей российской оппозиции?

- У меня есть сомнения, что в такой системе вообще возможно существование оппозиционных партий, которые оказывали бы реальное влияние на политический процесс. А гражданское общество? Я провел три дня в гостинице "Украина". Это импозантное здание сталинской архитектуры прямо напротив Белого дома и центрального офиса "Газпрома". Там у меня не было возможности познакомиться с российским гражданским обществом и я не уверен, что его представители были на "Петербургском диалоге". Немецкие участники говорили мне, чтобы я не путал этот фешенебельный отель с Москвой, а Москву с Россией. 

- Вы провели некоторое время в Китае. Было ли там нечто похоже на то, что вы увидели на Петербургском диалоге?

- Да, реакция на критику. Я и в Китае сталкивался с неприятием какой бы то и было критики в адрес страны. Там тоже говорили: как ты можешь говорить о событиях на площади Тяньаньмэнь, откуда ты об этом знаешь? А, может быть, это все западная пропаганда? Такое огульное отторжение критики, особенно, когда речь идет о правах человека, - это механизм, знакомый мне по пребыванию в Китае.