На сцене "главного" столичного музыкального театра - Государственной оперы на Унтер-ден-Линден - состоялась премьера оперы "Лоэнгрин" Рихарда Вагнера. Руководитель театра, дирижер Даниэль Баренбойм (Daniel Barenboim) вообще-то зарекся исполнять эту оперу с ее почти невыносимо красивой музыкой, столь же невыносимо высокопарным текстом и сюжетом, противоречащим здравому смыслу. Но, в конце концов, маэстро решил: если уж "Лоэнгрин", то только с Херхаймом.

Драма о подавленной сексуальности и отвергнутой любви

Штефан Херхайм (Stefan Herheim), 39-летний режиссер, родившийся в Осло и живущий в Берлине, последовательно занимается вагнеровской мифологией с ее "последующим разоблачением". В последний раз это разоблачение состоялось прошлым летом в Байройте, где Херхайм поставил нашумевшего "Парсифаля".

На сей раз он превратил историю о заговоре при брабантском дворе с прибытием и отбытием рыцаря на запряженной лебедем ладье в гигантский кукольный театр. Внешнюю канву спектакля - сказку о том, как принцессе Эльзе, обвиненной в убийстве брата, пригрезился рыцарь-спаситель, который сперва вроде как материализовался, а потом так и оставил несчастную в девках, - кукловод-Херхайм разыгрывает, вооружив всех участников спектакля марионетками. "Лоэнгрин" становится драмой о подавленной сексуальности и отвергнутой любви.

Злодейка-язычница Отруда превращается в искусительницу Еву и даже в яблоню, от яблок которой вкушают все, кроме самого Лоэнгрина. Только вот счастья никому его воздержанность не приносит...

Двойное везение

В такого рода многоэтажных режиссерских конструкциях все зависит от певцов. Режиссер может считать, что ему повезло, если ансамбль понял и разделяет его концепцию. Но ему повезет вдвойне, если певцы, поняв замысел постановщика, играют то, что от них хотят (в конце концов, им за это деньги платят), и в то же время поют вопреки режиссерской логике. Тогда появляется эффект "спектакля в спектакле", своеобразный поединок музыки и ее прочтения.

В таком поединке, если противник композитора не слабак (а Херхайм - не слабак), музыка нет-нет, да и выворачивается наизнанку, показывая, какими нитями она на самом деле шита, за какие невидимые веревочки тянет кукловод-композитор... В лице исполнителя главной партии Лоэнгрина - Клауса Флориана Фогта (Klaus Florian Vogt) - Херхайм нашел искомого союзника-оппонента...

"Я всегда мечтал стать рыцарем, - признается Клаус Флориан Фогт, певец удивительной судьбы. - Собственно, моя музыкальная карьера началась в оркестре - в качестве валторниста".

Профессия: Лоэнгрин

На своей валторне Фогт трубил чуть ли не до сорока лет, когда его феноменальный голос наконец был замечен профессионалами. Пришлось наверстывать упущенное. В результате его дебют состоялся в том возрасте, когда иные сопрано уже подумывают о пенсии. Правда, и великий Лючиано Паваротти спел свою первую гамму, имея за плечами образование учителя начальной школы.

Сжатые сроки профессиональной карьеры и специфика голоса - очень светлого, почти юношеского - определили амплуа Фогта. Правда, он пел и Фиделио, и Тамино, и даже "засветился" на Байройтском фестивале в роли Вальтера Штольцинга в Мейстерзингерах", но мировая оперная сцена приняла его в качестве Лоэнгрина. Именно в этой роли он "зафрахтован" на годы вперед ведущими театрами мира - Ковен Гарден, Метрополитэн, Венской оперой. Это и удача, и проклятие. Не удивительно, что Фогт, что называется, "сросся" с ролью.

"Лоэнгрин - это роль, которая очень много значит для меня лично, - подчеркивает он. - Наверное, мои слова прозвучат странно, но мне кажется, что в этом образе есть много и от меня самого".

Что именно связывает его с Лоэнгрином? "Я всю жизнь мечтал стать рыцарем, - говорит Фогт. - Но шутки в сторону... В этой роли очень много абстрактного, ее нельзя воспринимать буквально. Здесь речь идет о готовности к самопожертвованию, о доверии и о предательстве. В фигуре Лоэнгрина много человеческого, и я нахожу параллели этой истории и в собственной жизни".

Куда смотрели арфистки?

И вот среди кукол Херхайма, среди его хора и миманса, то наряжающихся в пиджаки поверх лат, то раздевающихся до условной наготы, появляется "настоящий рыцарь".

Фогт поет неизменно чисто, как заводной певчий дрозд, его голос струится, как лесной ручей - хрустально, непорочно, равнодушно к собственной красоте. Подлинное чудо природы. Этот голос - не от мира сего. Для партии сказочного рыцаря, являющегося неизвестно откуда и неизвестно куда уплывающего, лучшего голоса и представить себе нельзя.

Тут следует справедливости ради признать, что не "вокалом единым" питается популярность Фогта. Клаус Флориан хорошо выглядит. Очень, даже слишком хорошо. Его белокурые локоны могли бы быть и не столь безупречно уложены, улыбка - не столь лучезарной, а плечи - чуть поуже, чем у мускулистых красавцев из телесериалов. Интересно, как же он все-таки просидел десять лет в оркестре? Куда смотрели арфистки? Этого Лоэнгрина можно выпускать на любую сцену без грима, без доспехов и даже без лебедя...

Достойные партнеры

Пусть кому-то он и кажется новым Наполеоном в оперном дурдоме: в его интонации есть вера, и это поднимает его надо всеми прочими участниками спектакля. У постановщика хватило остроумия оставить этого Лоэнгрина при его доспехах.

Достойными партнерами Клауса Флориана Фогта в спектакле Государственной оперы на Унтер-ден-Линден были Доротея Рёшман (Dorothee Röschmann) в партии Эльзы и байрейтский ветеран Кванчул Юн (Kwanhchul Youn) в роли короля Генриха Птицелова.

Даниэль Баренбойм - прекрасный исполнитель Вагнера: "массе" звука он противопоставляет внимание к деталям и динамике и не глушит певцов оркестром, даже если те не совсем в голосе.

Автор: Анастасия Рахманова

Редактор: Ефим Шуман