DW-WORL.DE: Валентина, за последние два года было много громких преступлений, связанных с дедовщиной в армии. Сейчас как-то ситуация изменилась в лучшую сторону?

Валентина Мельникова: Нет, конечно. Как погибали, так и погибают, как били, так и бьют, как не лечили, так и не лечат, как призывали незаконно, так и призывают. Без контрактной армии не изменить эту ситуацию. Когда солдат по призыву – это отношения, как офицер и денщик, как барин и холоп. А когда солдат-контрактник – у них единый контракт. Куда ты меня пошлешь, товарищ офицер, если у меня есть должностные обязанности? Где у меня написано, что я должен тебе картошку копать или твоей любовнице забор чинить?

Ведь мы не зря говорим – не только добровольная, но и профессиональная служба. Есть профессиональные обязанности – выполняй, непрофессиональные обязанности – нет.

Без понимания того, что военная служба - не для того, чтобы люди просто проходили через казармы, чтобы их там ломали, а для того, чтобы она была военной службой и обеспечивала обороноспособность государства - без этого ментального перехода все равно ничего не изменится.

- А разве начальники военных частей не боятся общественного резонанса в СМИ по поводу громких случаев дедовщины?

- У нас все хитро устроено. В принципе, по закону командир как должностное лицо отвечает за все. Но возьмем историю со случаем дедовщины в Плесецке. По идее командующий космодрома должен был ответить за своих подчиненных. А командующего космодрома назначили замминистра обороны, начальником Главного управления по воспитательной работе. Наши военные суды и прокуратура всегда выводят командование из-под удара.

- Это, что такая корпоративная этика?

- Пока да. И на это невозможно как-то повлиять. У них есть свои советские стереотипы, в рамках которых действуют и прокуроры, и судьи. И сейчас по этому принципу будут создавать следственный отдел. К примеру, кого осудили после истории с Сычевым? Сержанта. Я не исключаю, что он непосредственно виновен. Но там и был дежурный офицер, который допустил, что Сычева доставили в госпиталь лишь семь дней спустя. В части присутствовали и другие офицеры, там был начальник медпункта. Но все они остались за пределами даже административного наказания. Хотя по идее за все отвечает командир. Это лишь один из примеров того, как у нас выводят офицеров из-под удара.

- А известно ли, сколько призывников погибает в армии ежегодно?

- Официально по всем войскам - около 3000 человек. Это - небоевые потери. Цифра включает и призывников, которые умирают от болезней или от неоказания медицинской помощи. Но к нам сведения поступают с запозданием. К тому же, некоторых жертв выписывают, и они умирают дома.

- А сколько погибает непосредственно из-за дедовщины?

- А как эту цифру выделить? Кого-то избили, но положили не в госпиталь, а в больницу. И никто не знает, что он в больнице. Врачи не сообщают в прокуратуру или, по крайней мере, в милицию, хотя обязаны. И даже из госпиталей перестали по избитым сообщать в прокуратуру. Кроме того, есть много самоубийств, и эта цифра не сокращается.

- Дедовщина влияет на обороноспособность армии. Разве этого не понимают в Кремле?

- Нет, они этого не понимают. Во-первых, для них это норма. Во-вторых, они не имеют реальной информации. Информация поступает очень фильтрованная и крайне идеологизированная. Потому что Главное управление по воспитательной работе - это бывшее Главное политическое управление вооруженных сил СССР. Возглавляют его те же люди, с той же функцией. Они пытаются всех гипнотизировать - мол, все хорошо. К тому же, кого волнует в Кремле обороноспособность нашей армии?

- Не волнует?

- Судя по всему, нет. Это больше волнует людей на уровне военных округов. Но, судя по тому, что Путин назначил министром обороны Сюрдюкова, его волнует контроль над финансовыми потоками, а вовсе не человеческий фактор. Кроме того, засекретили все, что касается обеспечения личности в армии: все расходы на призыв, на содержание солдат, страховые выплаты по болезни. Мы Путина просили открыть эти данные, а он вместо этого включил их в закон о гостайне.

- Используется ли тема армии и дедовщины в предвыборной кампании?

- Нет. Все боятся брать военную тему. Летом на одной пресс-конференции я заявила, что мы готовы предоставить положения блока "Безопасность и военно-гражданские отношения" из нашей программы любой другой партии. Но никто этим не заинтересовался.

- Как вы думаете, почему?

- Я думаю, они боятся. Все эти наши "евразийцы" и "экстремисты" оседлали тему патриотизма только на одном фундаменте – массовых армий, жертвенности во имя великой России и так далее. Других оснований для патриотизма у них нет. И никто не хочет назвать это демагогией и попытаться что-нибудь предложить по-существу. Потому что все боятся обвинений в отсутствии патриотизма.

- А вы сами пытались пойти в политику?

- У нас был военный блок – партия Солдатских матерей. Но нам зарегистрироваться не дали. Мы объединились с этой же программой с Республиканской партией – нас закрыли. Поскольку на самом деле реально все утверждается в Кремле, проблема военной реформы и каких-то реальных предложений партиями считается опасной.

Беседовал Сергей Морозов