Валерий Гергиев - ведущий "вагнеровский дирижер" России и инициатор ренессанса музыки этого великого композитора на российских сценах.

DW: Валерий Абисалович, следующий год - год 200-летия Рихарда Вагнера (Richard Wagner). Мариинский театр - один из мировых центров вагнерианства, единственный в России. Что будет происходить в этом году в театре?

Валерий Гергиев: Мы не считаем Рихарда Вагнера абсолютно "своим" композитором, но мы считаем знаменитый приезд Вагнера в 1863 году в Санкт-Петербург и его концерты как дирижера знаменательным событием как в истории Мариинского театра, так и в биографии самого композитора. Вагнер привел в восторг российских любителей оперного искусства, и ему был предложен ровно тот пост, который сейчас занимаю я: генерального музыкального директора. И, что не все знают, он согласился! К сожалению для нас, как только он вернулся в Германию, ему передали приглашение от баварского короля Людвига II (Ludwig II) поехать в Мюнхен.

Что касается планов театра, мы очень серьезно подходим к этому юбилею. В театре будет идти и "Кольцо", и другие наши вагнеровские спектакли. Мы серьезно "присматриваемся" к еще не поставленной в Мариинском театре опере Вагнера - "Мейстерзингерам". Она прозвучит здесь осенью 2013 года.

- Пожалуй, так интенсивно, как Рихард Вагнер, в репертуаре Мариинского театра и в вашем репертуаре как оперного дирижера не представлен ни один композитор. Чем он близок лично вам?

- Я много дирижирую операми русских и итальянских композиторов. Но Рихард Вагнер - это особая часть репертуара для меня. Будучи 28-летним дирижером, я получил возможность здесь, на то время еще в Кировском театре, дирижировать оперой Вагнера "Лоэнгрин".



Для меня это было без преувеличения грандиозным событием: и произведение могучее, и оркестровка восхитительная. От масштабов дух захватывало! Это поменяло меня как дирижера вообще и, кстати, решило в поворотном плане мою судьбу в этом театре: оркестр ко мне отнесся более внимательно после такой большой работы. Сегодня в моем репертуаре как минимум девять опер этого композитора.

- Став художественным руководителем Мариинского театра, вы начали воскрешение Вагнера на этой сцене с "Парсифаля", самой поздней из опер Вагнера и самой сложной. Почему?

- Это было мое решение. В 1998 году состоялось первое исполнение "Парсифаля" не только в Петербурге, но и вообще в современной России. Работая над этой партитурой, оркестр сделал грандиозный шаг вперед. Уже после "Парсифаля" был поставлен "Летучий Голландец", "Лоэнгрин", "Кольцо нибелунга" и, наконец, "Тристан и Изольда". Вагнер в Мариинском театре - это грандиозный и еще не законченный проект.

- "Кольцо" в Мариинском театре" ковалось" с большим трудом. Можно ли говорить о "русском Кольце"?

- Можно говорить о "русском Кольце", можно говорить о проекте Георгия Цыпина и Валерия Гергиева, который не обязательно является только русским. Он скорее опирается на вневременные образы, очень архаичные, примитивные. Они подчеркнуто уводят зрителя от концепции современного оперного театра. Это кому-то нравится, кому-то кажется не очень активной театральной позицией, потому что принято считать, что певцы должны чаще двигаться.

В спектакле "побывало" несколько разных режиссеров. Тем не менее, мы с коллективом сделали все, чтобы дать возможность публике услышать и увидеть этот цикл в таком непохожем на что-либо, что делалось в отношении постановок "Кольца" во всем мире, виде.

- Петербургскому "Кольцу", первому и пока единственному в послереволюционной России, уже почти десять лет. Музыкальная сторона спектакля за это время очень сильно изменилась. Мне кажется, вы и труппа "выросли" из этой постановки. Вы не хотите каким-то образом все-таки изменить и сценическое решение?

- Хочу. Я уверен, что наша работа над сценическим образом будет продолжена, и, может быть, уже довольно скоро возникнет совсем новая постановка. Я согласен: интерпретация, наверное, меняется. Она стала, пожалуй, более мудрой и более внимательной к красотам спокойной, мистической части "Кольца", а не только к его бурлящей и переполненной эмоциями части. "Кольцо нибелунга" может звучать жестко, устрашающе, беспощадно в своей неостановимой мощи оркестровых и вокальных ресурсов. Но следует научиться компенсировать это за счет огромных контрастов, которые там есть. Вагнер в Мариинском театре звучит и по-вагнеровски, и все-таки по-мариински тоже.

- Могли бы вы сформулировать, в чем заключается эта "мариинскость"?

- Оркестр Мариинского театра играет русскую музыку: светлейшие, прозрачные балетные партитуры Чайковского, мрачные, психологически напряженные партитуры Мусоргского. Но тот же оркестр очень много играет Рихарда Штрауса (Richard Strauss) и Густава Малера (Gustav Mahler). Он научился не только делать это аккуратно и точно, но и проникать достаточно глубоко в эмоционально запрятанные от поверхностного взгляда красоты. Красочность звучания партитуры Вагнера не каждому оркестру, даже хорошему, поддается. Нужно какое-то особое ощущение неторопливости темпа, густоты звука.

- Россия пережила невероятный всплеск вагнерианства в эпоху Серебрянного века. Думаете ли вы, что подобный ренессанс возможен в сегодняшней России?

- Да, но это будет только в том случае, если мы пойдем по пути не копировать постановки в Штутгарте, Мюнхене или Берлине, при всем моем уважении к этим театрам. Кто копирует, всегда оказывается вторым или третьим.

- В Мариинском театре выросло целое поколение вагнеровских певцов. Но первая попытка восхождения на "вагнеровский Олимп", гастролей в Байройте, обернулась для мариинского певца Евгения Никитина фиаско. Кажется ли вам, что эту ситуацию можно исправить?



- Я считаю произошедшее в отношении Евгения Никитина в Байройте историей, которая не обязательно украшает Вагнеровский фестиваль. Я так и не услышал позиции руководителей фестиваля. Никитин - очень одаренный певец. Никакого отношения к нацистской символике и более того нацистской идеологии он не имеет. Больше того: его семья страшно пострадала во Второй мировой войне. Оба его деда были убиты.

Мне кажется, что мои коллеги недостаточно внимательно, а может быть и недостаточно честно отнеслись к судьбе молодого певца. Но Никитин ни в коем случае не станет разменной монетой и не прекратит петь в операх Вагнера. Я думаю, что огромное количество профессионалов в той же Германии это поняли сразу. Поэтому он будет петь и в Мюнхене, и в Берлине, и, естественно, здесь.

- Стремитесь ли вы к "восстановлению дипломатических отношений" между империями "Мариинский театр" и "Байройт"?

- Я себя не настраиваю на мысли исключительно о Байройтском фестивале. Байройт полностью совпадает по времени подготовки и проведения с фестивалем "Звезды белых ночей". Был когда-то разговор и о моем участии с "Парсифалем" в Байройте, но, видимо, я никогда не смогу этого сделать. Потому что у нас своей Байройт - "Белые ночи".

- Сзади нас растет здание "Мариинки-2", открытие которого должно совпасть с празднованием юбилея Вагнера. Поговаривают о возникновении "русского Линкольн-центра". Какая музыка будет звучать на этой сцене?

- Мы не думаем о Линкольн-центре. Для громадного пятимиллионного города это вполне естественное развитие ситуации. Мы будем внимательными исследователями всех богатств мировой музыки и музыкального театра. И уж никак не обойдем вниманием Рихарда Вагнера. Но тут будут звучать и Чайковский, и Прокофьев, и живущие композиторы, в частности, Родион Щедрин пишет для нас огромную новую оперу.

- Рихард Вагнер, как известно, на волне симпатии царственных особ подумывал об основании своего фестиваля именно в России. О "русском Байройте" в Тихвине думали когда-то и вы. Что получилось из этого проекта?

- Нам лавры Байройта, я бы так сказал, дают спать спокойно. У меня нет задачи превратить Санкт-Петербург в Байройт. Что касается Тихвина, где мы думали создать фестиваль опер Римского-Корсакова, то, мне кажется, мы сыграем там, если удастся, роль "второго эшелона". Может быть, реализация нашего проекта не за горами. Римский-Корсаков этого точно заслуживает.