Председатель Конституционного суда Валерий Зорькин поделился с корреспондентом Deutsche Welle своими соображениями относительно безальтернативности демократического пути развития для России, а также о том, какой ему видится политическая жизнь страны.

Deutsche Welle:

Хотелось бы начать с конкретного вопроса. В России принята государственная программа по преобразованию судебной системы, которая рассчитана на пять лет (2007-2012 годы). В ней есть очень важные и, главное, легковыполнимые задачи. Прежде всего, это ведение аудиозаписи на судебных заседаниях всех уровней. Почему настолько технически несложные, но эффективные меры, помогающие сделать суды прозрачными, до сих пор не реализованы?

Валерий Зорькин: Конечно, я с вами полностью согласен, что в нынешний электронный век это - нонсенс, когда у граждан нет возможностей знать, что делается по конкретному делу. Но, что касается Конституционного суда, то у нас есть видеозапись, идет полностью трансляция. И не только внутренняя в здании: у нас идет трансляция в режиме online на Москву и Казань, где журналисты в представительстве Москвы могут прекрасно видеть весь ход процесса. Думаю, недалеки уже и такие перспективы, когда все наши публичные слушания можно будет увидеть в интернете в режиме online.

- А когда аудиозапись будет обязательной на заседаниях судов всех уровней?

- Мне кажется, что с точки зрения технической это не так сложно сделать, поэтому будут решаться еще дополнительно какие-то организационные задачи. Но я бы сказал, что есть воля не только самой судебной системы, но и общества - видеть судебную открытость. Я надеюсь, что это будет сделано в ближайшее время.

- А вы как председатель Конституционного суда будете продвигать такую инициативу?

- Я продвигаю это даже тем, что говорю с вами. Потому что я считаю, что если этого нет, то нет современной информации о судебной системе. И вообще, мне кажется нонсенсом, когда даже по конкретным делам в судах общей юрисдикции (если они не связаны с информацией, которая не подлежит разглашению) решения судов, являются для граждан недоступными.

- А вот такой прямой и очень важный вопрос. Как произошло, с вашей точки зрения, что отношение к судьям всех инстанций у российской власти такое, как к обслуживающему персоналу, как к прислуге?

- Я категорически не могу применить такую формулу к Конституционному суду. Я публично не раз высказывался, что в деятельность Конституционного суда вмешивались только один раз в мою бытность судьей, а я председателем был с самого основания Конституционного суда и продолжаю им оставаться. Это было в 1993 году, когда президент Ельцин требовал, чтобы мы не принимали соответствующих решений по указу, который, на взгляд Конституционного суда, был несовместим с Конституцией. Ни разу после этого я как судья ни от кого указаний не получал.

Но еще я хотел бы отметить, что, конечно, нельзя представлять картину того, что делается, в черном свете. Количество обращений в суд растет - порядка 25 миллионов рассмотренных дел, если я не ошибаюсь, в судах общей юрисдикции и в арбитражных судах. За прошлый год эта цифра намного превышает предшествующие показатели, то есть люди идут в суд.

-

Скажите, пожалуйста, почему Конституционный суд выпал из общественно важных дискуссий, и не поднимает общественно важные вопросы? Ведь было много поводов: та же самая отмена выборов губернаторов, проблемы с возможностью регистрации новых партий, увеличение сроков полномочий президента. Есть очень много общественно значимых вопросов, которые относятся к компетенции Конституционного суда, но такое ощущение, что как-то не слышно и не видно этого высшего судебного органа...

- Ну, смотря с какой стороны не видно. У нас принимается масса решений. Например, после того, как Страсбург вынес свой вердикт и удовлетворил жалобу гражданина, скажем, "Иванов против Российской Федерации". Если это касается уголовного дела, то в нашем кодексе записано, что дело подлежит пересмотру, то есть не просто выплачивается компенсация. Но так не было применительно к гражданским делам. И вот сравнительно недавно к нам поступила жалоба, и мы постановили, что нарушаются конституционные права граждан, если после решения Страсбургского суда нет возможности пересмотреть гражданское дело. Я фиксирую ваше внимание особо на этом моменте, потому что не во всех странах Европы есть такая возможность пересматривать гражданское дело. Теперь в России это есть.

Скажем, вопрос о смертной казни, который возник после того, как был введен суд присяжных в последнем регионе, а именно в Чеченской республике. Предшествующий запрет смертной казни держался на решении Конституционного суда, связанного с тем, что до тех пор пока нет во всех регионах суда присяжных, смертная казнь не может не просто исполняться, но и не может назначаться судом. После того, как возник этот суд в Чеченской республике, естественно, встала проблема, возникла неопределенность. Ведь Россия, как известно, подписала 6-ой протокол Европейской конвенции, но не ратифицировала его.

Конституционный суд принял решение, что, несмотря на то, что нет ратификации, смертная казнь в России не может ни назначаться, ни применяться в качестве исполнения этого наказания. Почему? Потому что Конституционный суд пришел к тому, что, подписав протокол, Россия выразила намерение жить в европейском правовом поле, и в результате длительного периода, а именно, начиная с 1998 года, когда была подписаны конвенция и этот протокол, хотя до сих пор и нератифицированный, в России сложился конституционно-правовой режим, то есть de facto и de jure, в результате которого граждане получили конституционное право не быть приговоренными к смертной казни.

- А что насчет политической жизни страны?

- Теперь самая болезненная сфера, которую вы затронули, - политическая сфера. Здесь, конечно, надо иметь в виду, что Конституционный суд не так уж плох на этом фоне. У нас есть решения, которые направлены на защиту свободы средств массовой информации, на защиту самоуправления и ряд других вопросов, связанных с референдумами. Но здесь специфика состоит в том, что есть принцип, согласно которому Конституционный суд не может действовать по собственной инициативе. Мы не можем инициировать процесс обсуждения, если нет соответствующего запроса. Названное вами дело по президентским срокам никто не оспаривал, а что касается в этом плане Конституционного суда, то он не был инициатором этих изменений.

Применительно к губернаторам - да, мы рассматривали. Из чего мы исходили? Что в Российской Федерации сложилась такая ситуация, когда изменение получения полномочий губернатора - они избирались, перешло на систему сложную - это непрямое назначение президентом. Это выборы, назначение, которое осуществляется Законодательным собранием региона по предложению президента. Сейчас в эти нормы внесены изменения, в соответствии с которыми кандидатов представляет победившая партия. Но я хотел бы обратить внимание, что я лично выступал тогда, когда уже было возможно комментировать наше решение.

На мой взгляд, это меньшая демократия, это отступление от более высокого уровня демократии, но которое укладывается в Конституцию только потому, что Конституция ничего не говорит о том, как должны получать полномочия губернаторы. Вот такой комбинированный способ участия федеральной власти, местных парламентов и плюс политических партий. Конституционный суд сделал вывод о том, что это не противоречит Конституции в надежде на то, что вполне возможно те мотивы, которые привели к изменению этого порядка, исчезнут, и будет возврат к прежней системе.

- Как вы думаете, пришло ли время вернуться к обсуждению этого вопроса?

- Ну, о временах и сроках кто может знать? Во всяком случае, ситуация, конечно, меняется. Я думаю, что Россия - не отторгнутый ломоть европейского правового поля и вообще европейской цивилизации. Поэтому, мне кажется, задача состоит не в том, чтобы выйти из Европы, а надо, наоборот, бороться за Европу на цивилизованных началах, на общей культуре, которая нас связывает, а к культуре относится, я считаю, и право. И с этой точки зрения я думаю, что развитие России пойдет по демократическому пути. Если этого не будет, не будет и России, на мой взгляд.

- Вот вы говорите, что для Конституционного суда важно, чтобы был запрос, чтобы была инициатива. Сейчас каждое 31-ое число на Триумфальную площадь в Москве выходят люди, которые считают, что в стране нарушается 31 статья Конституции. Но их за это задерживают, избивают, сажают в тюрьму... Может, просто этим людям и тому же самому Немцову лучше к вам прийти с этим обращением? Вы его будете рассматривать?

- Мы проверяем, нарушены или нет конституционные права российских граждан, естественно, находящихся под действием российского законодательства. Конституционный суд рассматривает лишь случаи, когда права нарушены примененным законом. То есть у нас есть специфика наших полномочий. Мы не рассматриваем такие случаи, как, например, милиционер допустил превышение полномочий и избил, скажем, демонстранта или еще какие-то меры принял, которые не соответствуют закону. Мы проверяем сам закон. И, естественно, если такие вопросы возникнут, мы всегда это делали и будем делать, кто бы это ни был - Немцов, Петров, Сидоров.

Что касается общей ситуации, то я думаю, конечно, надо внимательнее присмотреться к международному европейскому опыту регулирования этих отношений, связанных с участием граждан, выражающих свои мнения путем демонстраций, шествий, и вообще, к свободе слова и т.д.

-

Как людям или группе людей, которые считают, что нарушается 31-я статья Конституции, получить разъяснения Конституционного суда на этот счет?

- Для граждан у нас существует одна только возможность - это обратиться с жалобой на конкретный закон, который конкретизирует эту статью. Если гражданин считает, что закон - с учетом правоприменительной практики - нарушает его права, он имеет право непосредственно обращаться в Конституционный суд: не через другие суды, а прямо - в Конституционный суд. Просить же дать толкования Конституции in abstracto, конечно, такого права у граждан нет. Это право принадлежит только определенному кругу должностных лиц - парламенту, президенту.

- Как вы думаете, нужны ли новые партии в России?

- Они нужны, конечно.

- Но получается, что создаются такие препоны, что партию без воли на то властей зарегистрировать практически невозможно...

- Я не знаю. Если это препоны, и практика идет, я вам уже говорил, можно оспаривать закон о политических партиях, который интерпретируется совершенно другим образом. Пожалуйста, оспаривайте закон. К нам в последнее время жалоб не поступало.

- А со стороны кого они должны поступать?

- Граждан, которые хотят зарегистрироваться. И мы будем рассматривать такое решение. Я думаю, что все же проблема не так однозначна. Дело не в законе. Может быть, где-то в каких-то частях он строг. Вполне возможно, что в каких-то частях надо его оспорить. Но сказать, что российский закон запрещает создание партий, нельзя.

Я думаю, что проблема более сложна. Вопрос в том, есть ли способность у определенного слоя группы людей проявить себя таким образом, чтобы повести за собой людей. Немцов, который был когда-то вице-премьером и был в партии, которая обладала значительным весом, где сейчас этот уровень этой партии? Демократы - здесь, я надеюсь, меня не упрекнут в политических пристрастиях, но я скажу, - к сожалению, оказались в резко суженном состоянии. Поэтому многое зависит от способности людей повести за собой массы.

-

Последний вопрос. От него, к сожалению, не уйти. Насколько новый приговор Ходорковскому будет содействовать повышению доверия к судебной системе в России со стороны иностранцев, бизнесменов, предпринимателей, да и простых россиян?

- Естественно, я как гражданин слежу за этим, и у меня есть некоторые впечатления от этого, но моя задача при ответе на ваш вопрос очень значительно облегчается - я не вправе комментировать это решение.

Беседовал Сергей Морозов, Москва
Редактор: Глеб Гаврик