Графические репортажи московской художницы Виктории Ломаско с процесса по делу организаторов выставки "Запретное искусство-2006", куратора и экс-заведующего отделом новейших течений Третьяковской галереи Андрея Ерофеева и экс-директора Музея и общественного центра имени Андрея Сахарова Юрия Самодурова, изданы в России отдельной книгой в соавторстве с Антоном Николаевым. В берлинском издательстве Matthes & Seitz эта книга вышла в переводе Сандры Фриммель (Sandra Frimmel) в январе 2013 года. Накануне презентации книги в Берлине и открытия персональной выставки (22.02.-24.04.2013) избранных работ художницы в интервью DW Виктория Ломаско поделилась своими мыслями о конфронтации искусства и религии в России.

DW: Виктория, что больше всего вам запомнилось с заседаний суда по делу кураторов выставки "Запретное искусство"?

- Когда был суд над Самодуровым и Ерофеевым, я еще параллельно ходила на процесс Ходорковского и Лебедева. А потом рисовала десяток других разных процессов. Меня заставлял рисовать гражданский долг привлечь внимание к процессу. На процессе по "Запретному искусству" тоже была такая задача. Но помимо этого у меня был невероятный драйв как у художника. Потому что впервые я близко соприкоснулась с православными активистами. Я, конечно, знала, что они где-то есть, но вблизи увидела их и услышала впервые. А изначальной идеи, что надо ходить на процессы от начала до конца, и что в результате будет книга, не было. Вряд ли бы я осилила это, если бы не вот эти православные активисты. Они меня вдохновляли. Я их даже полюбила, потому что столько они мне подарили прекрасных и невероятных сценок.

Поначалу православные активисты меня вообще не относили к сторонникам Самодурова и Ерофеева, потому что я никому не говорила о своей позиции, просто приходила и рисовала. Реплики я вписывала уже дома. И вот когда они видели отдельно свои портреты или портреты сторонников защиты, им вначале нравилось. Более того, один из лидеров "Народного собора", инициатора этого процесса, Владимир Сергеев, говорил, мол, пусть рисует, такая способная художница, как хорошо все у нее получаются. А вот когда репортажи с комментариями и текстами Антона Николаева появились в нашем блоге, разошлись по сайтам, и они увидели их в целом виде, они разозлились, и тот же Сергеев стал говорить: "Бездарность, какие невероятные уродливые рисунки".

Я просто зарисовывала все, что видела и записывала все, что слышала. А это было невероятно, что они говорят, как это все вместе сочетается, как будто попадаешь в Средневековье.

- Ваша встреча с православными активистами оказалась не последней. Какие ощущения вызвал у вас процесс по делу Pussy Riot?

- Было такое ощущение, что все, что было таким мало проявленным на процессе по "Запретному искусству", за это время проявилось. Когда судили кураторов выставки, большинство относились к процессу как к какому-то нонсенсу, случайности, и даже многие художники считали, что Ерофеев и Самодуров провокаторы и сами виноваты. И было много критических статей и мнений, что выставка действительно могла кого-то оскорбить.

И вот Pussy Riot. Казалось бы, наоборот, не православные активисты вторглись в пространство современного искусства и стали громить, как выставку "Осторожно, религия!", или судить, как выставку "Запретное искусство", а современные художницы с так называемым панк-молебном, со своей акцией вторглись в их пространство. Но все равно, девушек практически никто не осуждал, особенно, из художественного мира. Потому что конфликт уже настолько разросся, уже настолько хотелось обратной реакции, то есть, если вы вторгаетесь в наше пространство, то получайте реванш.

А что творилось на самом процессе! На процесс по "Запретному искусству" ходило очень мало журналистов, в основном, иностранные. Благодаря только нашим репортажам еще как-то была известна эта ситуация: что говорит судья, какие задают вопросы, в чем их обвиняют... А процесс по делу Pussy Riot освещался уже во всех деталях. И широкая общественность узнала, например, что их обвиняют просто по правилам Средневековья. И это уже всех шокировало.

- Каким может быть следующий виток конфронтации между религией и искусством?

- Исход процесса "Запретное искусство" совершенно был непонятен, почему многие и не поддерживали Ерофеева и Самодурова, думали, что бояться нечего, максимум им дадут небольшой штраф. Но под конец стало ясно, что могут дать сроки. И насколько я знаю, только потому, что к делу подключились какие-то значимые люди со связями в политике, удалось избежать сроков.

А на процессе Pussy Riot никто не скрывал, что государство полностью на стороне церкви, что приговор известен заранее и будет обвинительным, и что судьи - это, можно сказать, Путин вместе с патриархом, и что так будет с каждым, кто посмеет выступить против них. Всем художникам показали, если высунетесь, то точно будете обвинены. Но, наоборот, это провоцирует художников на то, чтобы что-то делать, продолжать придумывать еще более изощренные формы и продолжать критиковать усилившую свои позиции церковь, которая уже не отделяется от политики. А власть будет, в свою очередь, ужесточать закон.

- То есть вы не ожидаете наступления мира между религией и современным искусством в ближайшее время?

- Нет, не ожидаю. И даже если художники сами не будут делать акции или создавать произведения, которые откровенно критикуют религию и церковь, то вторжения на наши выставки, в наш мир все равно будут происходить. Второе последствие - очень усилилась самоцензура. Очень многие галеристы, кураторы, музейщики даже не ждут, когда придут эти православные цензоры, а сами не хотят заранее показывать какие-то конкретные работы. Кто-то хочет использовать ситуацию и стать медийной фигурой, кто-то боится скандалов и занимается самоцензурой. А кто-то просто хочет быть героем и рисковать, продолжать эту тему.

- А вы в какой категории?

- На данный момент, вообще не в какой. Я точно не хочу быть медийной фигурой, пока еще у меня нет высказывания, чтобы я вынуждена была заниматься самоцензурой или, наоборот, быть героем. Меня сейчас интересуют другие темы, социальные. Например, проект с детскими колониями. Преподаю там и делаю оттуда графические репортажи, разрабатываю методическую программу для них. Потом меня очень интересую такие темы, как самиздат, провинция, феминизм.

Я никогда ничего такого не делала, чтобы специально кого-то провоцировать. Рисовать на "Запретном искусстве" было очень страшно, особенно в конце, когда были угрозы физической расправы надо мной. Но я не могу не рисовать, как будто какая-то сила заставляет меня это делать, как будто эти рисунки уже существуют, а мне их надо только проявить. Как будто я проводник. Я так и живу все время.