Масштаб Александра Солженицына настолько велик, что писателя хватит в России на всех и на каждого. У всякого читателя есть свой Солженицын. У меня тоже.

Для меня Солженицын был богом. Не кумиром, не литературной звездой, не диссидентом легендарного полета - нет, просто богом. Я поклонялся ему, даром что он был всегда рядом - на моем подоконнике.

Однажды в мастерской двух московских скульпторов я увидел его небольшой бюст из рыжей обожженной глины, голова покоилась на книгах, а книги были переплетены колючей проволокой. Эта была самая мрачная и героическая пора в жизни писателя, когда он бодался с государством-дубом до своей высылки на Запад. Я вымолил этот бюст у скульпторов, принес домой, но дома возник скандал: неси назад! Папа был крупным советским дипломатом, мама, хотя и любила повесть "Один день Ивана Денисовича", боялась повредить карьере отца. Сошлись, однако, на том, что Солженицын будет "жить" у меня в комнате на подоконнике. А если гости спросят, кто это, говорить: "Бетховен!"

Так "Бетховен" простоял у меня все годы советской власти.

Впоследствии Солженицын сделал немало, чтобы повредить своему божественному образу, но все равно он останется в пантеоне самых влиятельных русских писателей. Своей первой повестью "Один день Ивана Денисовича" он ворвался в советскую литературу с запретной темой сталинских лагерей и мастерски выстроил повествование таким образом, что описал именно счастливый день своего героя в ГУЛАГе. Это было великой находкой самого автора и журнала "Новый мир".

Я помню, как спорили за обеденным столом друзья отца - советские дипломаты, говоря, что книга нанесла огромный ущерб Советскому Союзу. И в самом деле "Иван Денисович" стал приговором сталинизму.

Еще большее влияние Солженицын оказал на всю европейскую политику, когда опубликовал на Западе "Архипелаг ГУЛАГ". Эта документальная книга об ужасах советской власти не уступает "адским" главам "Божественной комедии" Данте. Я читал ее ночами на табуретке в Варшаве в доме родителей моей польской жены и побоялся взять ее в Москву. Она была настоящей бомбой, которая в конечном счете уничтожила многолетнее увлечение европейских левых умеренным, но все-таки просоветским коммунизмом - еврокоммунизмом.

Этих двух великих книг достаточно для определения гениальности и значимости Солженицына.

С остальными несколько сложнее. Уже в рассказе "Матренин двор" зазвучали идеологические ноты того консервативного почвенничества, которое хоть и было против советской власти, но вместе с тем выступало против современных западных ценностей. "Не стоит село без праведника", утверждал автор, и тогдашняя русская литература, а затем уже и вся Россия не стояли без Солженицына. Однако разоблачение советских беззаконий все чаще шло у писателя параллельно с отказом от либеральной европейской альтернативы. Выбора не оставалось - предлагался лишь ввод в новую утопию русского мира.

Насильственно отправленный властями на Запад, Солженицын с еще большей силой высказывался против современной западной демократии. Плюрализм стал для него ругательным словом. И тогда встал вопрос: как же он понимает человеческую природу? Его великий оппонент Варлам Шаламов считал, что палачи и жертвы могут меняться местами, так как человек несовершенен. А Солженицын ориентировался на христианские добродетели - как он их понимал.

Наверное, он не был великим философом, который проникает в тайны далеко не однозначной человеческой природы. Он предлагал лечить человека старыми способами возвращения к нравственной жизни.

Именно на этом его поймал и притянул к себе президент Путин, с которым они сошлись (по возвращении Солженицына из эмиграции, во время частной беседы) по части отказа России от западного пути. Автор "Архипелага ГУЛАГ" с его бессмертным мемом "не верь - не бойся - не проси" поверил бывшему сотруднику советских репрессивных органов, который собрался строить русский мир на свой манер. Это вызвало бурю негодования среди оппозиции и непреходящую радость православных державников.

Имеет ли, однако, великий писатель право на ошибки?

Великий? Кто-то скажет, что Солженицын писал и совсем невеликие книги, вроде исторической эпопеи о революции "Красное колесо". Да и его упорные архаические эксперименты над русским языком выглядели порой комично. Но значение писателя определяется его лучшими книгами. Солженицын - последний русский писатель, который завершает великую нравственную традицию отечественной литературы. В любом случае его личность и его творчество - важная площадка для споров о России. Его будут знать и через сто, и через двести лет.

Виктор Ерофеев, писатель, литературовед, телеведущий, автор книг "Русская красавица", "Хороший Сталин", "Акимуды", "Розовая Мышь" и многих других, кавалер французского Ордена Почетного легиона.

Этот комментарий выражает личное мнение автора. Оно может не совпадать с мнением русской редакции и Deutsche Welle в целом.

Смотрите также: