Проект Ильи Хржановского "Дау" сбил с толку Париж. "Пожалуй, со времен балетов Дягилева Париж не видел такого дерзкого русского зрелища", - считает писатель Виктор Ерофеев.
Реклама
Своим гигантским проектом "Дау" Илья Хржановский смутил всех, и, наверное, правильно сделал.
Он начал с идеи фильма о биографии гениального физика Ландау (с прозвищем Дау), разделившего жизнь между научными открытиями и сексуальными приключениями, между внутренней свободой ученого и бесправием советского инвалида (в прямом смысле, после автокатастрофы, и в переносном, политическом смысле). А потом режиссер в самом лучшем виде, что называется, "разгулялся по буфету". Он создал реально бесконечное произведение искусства. К его счастью, спонсор денег не жалел. Сколько точно потрачено, даже не говорят. В любом случае этот феерический "буфет", конечно, вызовет зависть у многих коллег Хржановского, да и вообще у художников всех мастей.
В конце концов, постмодернизм, настоянный на явных и тайных несовершенствах мира, политической, общественной, культурной и личностной деградации, на своем историческом излете должен был произвести что-то особенно "возмутительное". "Дау" - своего рода самооправдание постмодерна.
Я видел своими глазами, как смутился Париж, где развернут проект, - Париж, который редко смущается. Как он искал в своих СМИ расшифровку задач и определение жанра внесистемного киноопуса, украшенного блестками примитивных культур человеческого общения и отвращения, и не находил точных слов. Я видел, как журналисты штурмовали фирменный киоск в центре города, неподалеку от мэрии, для получения "виз" (билетов), и сам ходил с подобной "визой" на шее.
Это триумф режиссера, - независимо от значимости его проекта. Манекены, включенные в проект, более качественно сделанные, чем сам человек, только качали головами и шевелили брезгливо пальцами, глядя на ажиотаж. Пожалуй, со времен балетов Дягилева Париж не видел такого дерзкого русского зрелища.
Между тем, это на самом деле прощание, если не похороны долгоиграющего направления постмодернизма. Проект Хржановского заявил о том, что средневековую истину (человек как мешок дерьма) можно продолжить хорошей новостью: некоторые талантливые люди об этом догадываются, а гении даже смеются над этим.
Вот, собственно, и вся цена открытия, которое ошеломило своей искренностью как зарей нового, идущего после постмодерна стиля жизни и творчества.
Приемы, которые использованы в фильме, построены на тонкой имитации уже существовавших и существующих форм, будь то искусство романтизма, психоделики или порнографии. Кинокритики назовут вам целый выводок обыгранных эпизодов. Что не удивительно, поскольку в этой замечательной авантюре принял участие гений стилистической имитации, писатель (а в данном случае - сценарист) Владимир Сорокин.
Давно замечено, что поездки цивилизованных людей в дикие края беззакония и пыток оказываются никотином для стабилизации собственной агрессии и понимания взрослого мира. Советский Союз самого безжалостного периода своей истории (1930-1950-е годы) оказался в кинопроекте Хржановского вот таким могучим творческим никотином. Связанные с ним головокружения, если не галлюцинации, отразились и на творческой манере самого режиссера, которого некоторые коллеги объявили подлинным диктатором на съемочной площадке.
Я как-то писал о том, что советский тоталитаризм оказался магическим тоталитаризмом, и потому в качестве симулякра он представляет художественную ценность. Однако ставя, видно, перед собой цель со всей силой высказаться о человеческой природе, режиссер невольно занялся черным пиаром советской системы.
Если мы поменяем страны и предложим какому-либо немецкому режиссеру сказать нечто подобное о "третьем рейхе", он скорее всего откажется из-за соображений политической гигиены. Судя по всему, в проекте "Дау", где человеческое безобразие подается в одном флаконе с гениальным физиком Ландау, вопрос о гигиене не стоял.
Постойте, а как же с показом в России? Чьи и какие чувства задевает Хржановский? Ну, родина, скорее всего, придумает ответ на этот вопрос, оставив сам проект за границами своего понимания.
Эстетика безобразия, которой когда-то русские и советские философы клеймили кубизм и прочий западный модернизм, в наши дни стала банальностью. Но если ее довести до размеров эпопеи, до 700 часов кино, которое является основой проекта, и снабдить кровавой вакханалией, она все еще работает и увлекает. И короче сделать было просто нельзя. Хотя дальше идти на этой дороге некуда. Да и зачем?
Виктор Ерофеев, писатель, литературовед, телеведущий, автор книг "Русская красавица", "Хороший Сталин", "Акимуды", "Розовая Мышь" и многих других, кавалер французского Ордена Почетного легиона.
Этот комментарий выражает личное мнение автора. Оно может не совпадать с мнением русской редакции и Deutsche Welle в целом.
Смотрите также:
Политика вернулась в искусство
Какое место занимает политика в современном искусстве? На выставке "Власть народу" музей Schirn во Франкфурте-на-Майне показывает актуальный агитпроп.
Фото: Julius von Bismarck/alexander levy, Berlin/Sies+Höke, Düsseldorf
Бездействующая власть
Кураторы выставки "Power to People" во Франкфурте-на-Майне считают, что политика снова стала популярной темой в искусстве. Подтверждением тому служат 43 артефакта из разных стран мира. Спящие мужчины за столом переговоров на картине художницы из Нью-Йорка Аделиты Хосни-Бей символизируют бездеятельность власти.
Политическую ситуацию в Турции комментирует во многих своих работах Халил Атиндере, курд из Стамбула, издатель художественного журнала art-ist Contemporary Art Magazine. Темой его видеофильма "Балерины и полиция" является противостояние гражданского общества и репрессивного государственного аппарата.
Фото: Halil Altındere/PİLOT Galeri, Istanbul
Заученные жесты
Немецкий художник Эдгар Лесиевский родился в ГДР, школу заканчивал уже после воссоединения страны, живет и работает в настоящее время в Лейпциге. Через фотографию он исследует феномены и проблемы глобального мира и актуальной политики. Фотоколлаж показывает политических лидеров со всего мира, от Медведева и Путина до Трампа и Эрдогана, в моменты, когда они становятся очень похожими друг на друга.
Фото: Edgar Leciejewski
Безжизненная демократия
Бельгийский художник Гийом Бижл своей концептуальной работой "Музей кабин для голосования" предлагает задуматься над тем, насколько жизненным является сегодня институт демократических выборов. Копии кабин для голосования из разных стран - от Азербайджана и Марокко до Японии и Китая, расставленные вдоль стен в музейном зале, больше похожи на ширмы кукольного театра или театральные декорации.
Чтобы не допустить многократного голосования на выборах в Турции в 2002 году, всех проголосовавших помечали несмываемыми чернилами. Для художника из Стамбула Османа Бозкурта чернильная метка символизирует не только манипуляции в ходе выборах, но также тотальный контроль со стороны репрессивного государства.
Фото: Osman Bozkurt
Цена популярности
Американский художник Марк Флад трактует социальные сети как амбивалентный политический феномен. Популярность в Instagram, например, можно купить: 5000 лайков стоят 35 евро. Инсталляция Флада так и называется: "Пять тысяч лайков".
Британская художница Филлида Барлоу уже несколько десятилетий подряд заполняет выставочные залы антимонументальными инсталляциями из бросовых материалов. Объекты из инсталляции 100banners2015 символизируют государство, национальные ценности, патриотизм, границы, власть. Вне функционального контекста стяги и флаги становятся просто кусками материи, натянутыми на палки.
Пиратский корабль как инструмент протеста против массивной вырубки лесов. Защитники природы в Калифорнии сидят на таких "лодках", укрепленных в кронах деревьев, которым угрожают пила и топор. В основном, эти активисты – мужчины, заметила как-то американская художница Андреа Бауэрс и создала "радикальный феминистский пиратский корабль" для сидячих забастовок на деревьях.
Немецкий художник Юлиус фон Бисмарк отвоевывает публичное пространство для искусства и делает случайных людей участниками своих интервенций. Изобретенный им прибор Image Fulgurator позволяет манипулировать процесс съемки. При вспышке с фотоаппарата прибор проецирует заложенное в него изображение, и эта проекция вдруг оказывается на снимке. Так появилось "NO" на одной фотографии с папой римским.
Так появилась и проекция герба Германии на груди у немецкого полицейского во время первомайских уличных баталий в Берлине. Юлиус фон Бисмарк также использует Image Fulgurator в местах скопления туристов. Фотографии, появившиеся вследствие использования "фульгулятора", быстро распространились по интернету и сделали берлинского художника-изобретателя знаменитостью.
Фото: Julius von Bismarck/alexander levy, Berlin/Sies+Höke, Düsseldorf
Искусство как оружие
Политическое искусство, очевидно, будет востребовано всегда. Пабло Пикассо, во всяком случае, считал его важным. Когда во время гитлеровской оккупации Франции его спросил кто-то из немецких офицеров, он ли написал "Гернику" - картину, темой которой стало разрушение этого города в результате бомбардировок люфтваффе, - художник ответил: "Не я, а вы написали эту картину".