Музей Von der Heydt-Museum развесил картины не хронологически, а тематически: новая комната - новая тема. В этом есть повторение хода, сделанного франкфуртским музеем Schirn Kunsthalle во время выставки Энсора в 2005. За таким решением проглядывает стратегический замысел.

Энсор (1860-1949) прожил долгую жизнь, но скандальными, шокирующими и наиболее известными являются его картины периода 1880-1900 годов. Следующие пятьдесят лет он, по мнению историков искусства, повторял свои старые работы.

Но музей не может показать картины, не настаивая на их значительности, эпохальности. Музейной презентации всегда присущ пафос, музей не нейтрален. И в этом, кстати, интерес: выставка одного и того же художника в разных местах создает разное впечатление, эта ситуация несколько напоминает разные исполнения одной и той же оперы в разных театрах. Потому вполне можно говорить о выставках как постановках.

Залы, в которых картины Энсора развешаны по темам - огромные массы народа, натюрморты, маски, скелеты, автопортреты в виде трупа - затушевывают кажущееся музею неудобным то обстоятельство, что художник несколько десятков лет занимался самоповторением. Такая развеска говорит о том, что музей стесняется за художника, не понимает, что ним произошло, но ни за что не хочет в этом признаться.

Выставка как мини-музей

Вуппертальский музей, стремясь к оригинальной инсценировке, решил показать картины Джеймса Энсора в контексте европейской живописи 20-го века. На выставке много картин Джорджа Гросса (George Grosz), Эдварда Мунка, Отто Дикса (Otto Dix), Эмиля Нольде (Emil Nolde), Макса Бекмана (Max Beckmann), Макса Эрнста (Max Ernst). Влияние Энсора на немецкий экспрессионизм и дадаизм, то есть на искусство авангарда первой трети 20-го века, было значительным.

Присутствуют работы Сальвадора Дали, Пьера Боннара, Френсиса Бекона, большого количества современных художников. Выставка превращается в мини-музей. И с одной стороны, это хорошо - шел на Энсора, посмотрел на Боннара. Боннар, правда, Энсором не вдохновлялся, но молодой Энсор написал женщину, лежащую пластом на кровати в тяжелой депрессии, вокруг нее роскошный интерьер, буржуазный салон. Окна занавешены портьерами, свет размыт. У Боннара тоже есть много интерьеров с мутноватым освещением, и тут это соседство кажется оправданным.

Но в целом совмещение картин разных художников желаемого эффекта не достигает. Берлинский график-дадаист Джордж Гросс был огромным, как сказали бы сегодня, фэном Энсора, и его картинам тоже присущ гротеск - то есть совмещения в одном образе смешного и кошмарного. Гросс был прекрасным художником, его работы нечасто увидишь в музеях… тем не менее, графика Гросса к картинам Энсора отношения не имеет. Они мешают друг другу. Их близость - чисто литературного свойства: у одного скелеты - и у другого скелеты, у Энсора много масок - и у Нольде много масок, Энсор рисовал людей, уродуя их лица, - и Дикс поступал так же.

Неубедительное соседство

Музей очень хочет показать, как художники друг на друга влияли, модернизм не был делом одиночек, варившихся в собственном соку, но связной панорамы плачевным образом не выстраивается.

Эмиль Нольде приехал к Энсору в Остенде - морской курорт, где тот практически всю свою жизнь и прожил, Энсор показал ему свои маски и картины, на которых маски изображены. Энсор был одержим масками и карнавалом, его мать была хозяйкой магазина всяких странностей, и странные маски там висели на стенах.

Нольде после этого эпизода тоже начал писать маски. Но его маски не имеют отношения к маскам Энсора. У Энсора они болезненные, злобные, ехидные, похожие на морских чудовищ, нарисованы нарочито "неправильно", анти-академически. Он пишет тонкой кисточкой, ничего не изображающие редкие жирные мазки и полосы краски выглядят как рана.

Картины Энсора осторожны, мастеровиты и хрупки как китайская ваза или как искусство психически больных. У него исчезает разница между маской и лицом, кажется, что автор - такой же сомнительный тип, как и его персонажи, он смакует отталкивающие вещи, он ими очарован. Нольде же энергично орудует широкой кистью, его маски - это экзотичные, но вполне трезвые трехмерные объекты, висящие на стене.

Джеймса Энсора посещал и Альберт Эйнштейн (Albert Einstein), о чем свидетельствуют висящие между картинами старые фотографии (эти фотографии - безусловный плюс экспозиции), но ведь никому не приходит в голову считать, что Энсор повлиял на теорию относительности!

Если уж вообще что-то вешать в параллель к Энсору, так, скорее, графику и живопись позднего Гойи и искусство настоящих аутсайдеров - психически больных, наивных художников. То, как Энсор обходится с перспективой и пространством, с пропорциями своих объектов, как он заполняет большие поверхности корчащими гримасы отталкивающими лицами, даже то, как он наносит краску на холст - все это очень похоже на наивное искусство.

История аутсайдера

Джеймс Энсор считал себя аутсайдером, непонятым гением, выброшенным фарисеями из мира искусства. Уже став признанным художником, получив титул барона, удостоившись прижизненной статуи, он продолжал изображать из себя отшельника и абсолютного одиночку. К собственному памятнику он относился скептически. Судя по фотографиям, художник был ехидным и щеголеватым человеком, красиво одетым, с завитыми волосами и стоящими вверх усами.

Сын англичанина (отсюда его английские имя и фамилия) и фламандки, он поступил в брюссельскую академию художеств, но через три года бросил ее, не в силах сносить мертвый дух академизма. Энсор был участником художественной группы "Les XX" ("Двадцатка"), она объединяла салонных реалистов, пуантилистов и представителей входящего в моду югендштиля. Энсор смотрелся там белой вороной.

Он начал писать очень светлые картины, имевшие болезненный колорит. Цвета были вопиюще антихудожественными: соседство ярко-малинового и изумрудно-зеленого рвет глаз. Покраснения и полиловения по краям предметов напоминали кожную болезнь. Отталкивающий эффект усиливался темами, которые избирал художник: маски, уроды, скелеты. Началась травля. Художник реагировал на нее крайне болезненно. Он радикализовал свой стиль.

Одна из его картин называется "Скелеты бьются за труп повешенного", на другой - два черепа, рвущие друг у друга из зубов селедку. Эта гротескная и отталкивающая картина, совершенно не совместимая ни с каким представлением о высоком искусстве, тем более искусстве официозном, стала восприниматься как обличение социальных уродств и бесчеловечности цивилизации, но художник имел в виду под селедкой себя самого, а под скелетами - своих критиков.

Панк 19-го века

В 1888 он написал свой шедевр, огромный холст "Въезд Христа в Брюссель" (на выставке в Вуппертале показан не был, находится в музее Гетти в Лос-Анджелесе). Море омерзительных физиономий, в центре маленький Христос на ослике, в качестве Христа художник изобразил себя.

Это был смачный антихудожественный плевок в душу официоза и буржуазии. Панк 19-го века. Картина вызвала скандал, группа "Les XX" отказалась ее выставлять, а потом избавилась и от ее автора. Сам Энсор крайне неуважительно отзывался о своих коллегах, говоря, что в их картинах царит поверхностный декоративизм, и нет фантазии и художественного видения.

Травля достигла апогея, Энсор оказался в изоляции, его картины никто не покупал, ему не на что было жить. На фоне утонченного и манерного югендштиля его картины стали восприниматься как грубые и неумелые поделки, как халтура на грани психопатологии. К началу нового столетия Джеймс Энсор выгорел, законсервировавшись в своих излюбленных темах на пятьдесят следующих лет. Его яростная озлобленность превратилась в декоративную придурочность.

Крайне драматичная и интригующая судьба одного из выдающихся представителей раннего модернизма.

Андрей Горохов