После одиннадцатого сентября две тысячи первого года, после объявления воинственным исламом войны христианской цивилизации христиане в западных странах разделились на три категории – оптимистов, пессимистов и фаталистов. Оптимисты после первого шока продолжали наслаждаться жизнью как ни в чем не бывало, пессимисты стали запасаться консервами и учиться дышать через смоченный собственной мочой носовой платок, а фаталисты решили, чему быть, тому не миновать. Лично мне ближе всех третья позиция с примесью первой. Я по-прежнему летаю на самолетах, иногда провожу отпуск в мусульманской стране, хожу в кино, езжу в поездах и на метро, не сторонюсь большого скопления людей. После взрывов в Мадриде настроение у меня, однако, испортилось. Свой стиль жизни я едва ли изменю, но, пожалуй, впервые появилось ощущение реальной угрозы, близкой опасности. И я в Германии не один такой.

Немецкая публика охотно поверила в первую предложенную испанскими властями версию – террористы ЭТА. Верить именно в такую подоплеку очень хотелось. Ведь у Германии нет свой земли Басков, Чечни или Северной Ирландии, а с террористами из «Фракции Красной Армии» давно покончено. Значит, это всё ИХ проблемы, нас они не касаются, так что можно спать спокойно. Теперь, когда стало ясно, что Мадрид – это дело рук исламских террористов из Аль-Каиды, ситуация в Германии изменилась. Только самые неисправимые оптимисты по-прежнему убеждены, что в Германии они в безопасности – ведь в отличие от Испании, Великобритании, Италии или Польши, Германия была против войны в Ираке, а потому мстить ей исламским террористам вроде бы не за что. Все остальные почувствовали реальную угрозу – они знают, что немецкие военнослужащие принимали участие в антитеррористической операции в Афганистане и до сих пор поддерживают американский спецназ в поиске Бен Ладена. Да и в списке врагов Аль-Каиды Германия также обозначена, как потенциальная цель для акции возмездия. Причем, организовать здесь кровавую баню едва ли труднее, чем в Испании. Недаром же атаку на нью-йоркские небоскребы исламские террористы готовили именно в Германии, в стране с исторически окороченными спецслужбами и вольными порядками.

Министру внутренних дел ФРГ Отто Шили не позавидуешь. От него, как представителя политического руководства страны, отвечающего за внутреннюю безопасность, люди теперь – после Мадрида - требуют фактичкески невозможного: абсолютной защиты от террористических покушений исламских экстремистов в Германии. Отто Шили выглядит несколько беспомощным:

Ответом на это может быть только наращивание наших усилий по выявлению структур исламисткого террора, но одновременно, конечно, и принятие дополнительных мер, повышающих нашу способность непосредственной защиты.

То есть фактически речь идет о расширении полномочий спецслужб, видеоконтроле в поездах и на вокзалах, создании укрепрайонов вокруг правительственных учреждений и дипломатических представительств. Трагедия в Мадриде, однако, показывает, что абсолютной защиты всё-таки быть не может. Кай Хиршман из эссенского института по исследованию проблем терроризма:

Если правда, что за взрывами в Мадриде стоят исламистские террористы, то это означает, что, даже находясь под пристальной опекой спецслужб, когда следователи идут буквально по пятам, они способны в любой момент наносить удары по так называемым мягким целям.

То есть объектом покушения может стать любой из крупных европейских городов, в том числе и немецкая столица. Зигуд Петерс, руководитель берлинского кризисного штаба на удивление трезво оценивает ситуацию:

Поскольку мы живем в немецкой столице, городе с населением в три и четыре десятых миллиона человек, я считаю вполне реалистичным и здесь такой сценарий. Мы должны быть готовы к тому, что нечто подобное – может быть, не в таком масштабе, а, может, и в таком – произойдет у нас.

После Мадрида в Германии вновь разгорелась политическая дискуссия – об ужесточении законов, об ограничении прав и свобод. Министр внутренних дел земли Бранденбург Йорк Шёнбом свел дебаты к лаконичной, но о многом говорящей формуле:

Сколько государства мы можем себе позволить, и сколько государства нам необходимо.

Такое упрощение, однако, может в свою очередь стать весьма опасным. Профессор Ханс-Йоахим Гисман, заместитель директора гамбургского института по исследованию проблем мира и международной безопасности видит, в частности, риск бессмысленной политической кампанейщины:

Будут приняты много разных мер, потому что мы точно не знаем, как организованы эти террористические группы. В результате мы действуем наобум, в рассчете, авось попадем. Но смысл новой угрозы как раз и заключается в том, что приходиться учиться на ходу, что называется с колес.

У немецких консерваторов на этот счет свое мнение. ХДС считает необходимым изменить конституцию ФРГ с тем, чтобы позволить бундесверу действовать и внутри страны. Только так можно заполнить пробелы безопасности и помочь полиции, заявил внутриполитический эксперт фракции ХДС/ХСС в бундестаге Вольфганг Босбах. По его словам, у полиции нет технических возможностей пресекать террористическую угрозу, например, с воздуха или с моря. Солдаты могли бы подменить стражей порядка и при охране важных объектов – зданий посольств, министерств и ведомств, вокзалов и аэропортов. Министр внутренних дел Отто Шили такой подход отвергает и указывает, что закон и сегодня позволяет полиции прибегать – в случае необходимости – к помощи армии. Одновременно он предостерег от иллюзии абсолютной безопасности. Число возможных целей для террористических покушений слишком велико, чтобы надежно защитить каждую из них, заявил он. Едва ли помогут делу и танки на привокзальных площадях. Внутриполитический эксперт правящих социал-демократов Дитер Вифельспютц:

Танк перед Рейхстагом или на площади у главного вокзала Мюнхена никому не поможет. Это только повысит панику.

Что, собственно, и является одной из целей исламистских террористов.

Почему некоторые бывшие нацисты сумели сделать в ГДР головокружительную карьеру.

Германская Демократическая Республика – по версии правивших в ней коммунистов – была не только первым на немецкой земле государством рабочих и крестьян, но и страной антифашистов, тех, кто в свое время боролся с гитлеровским режимом. Берлинскую стену и внутригерманскую границу даже называли защитным антифашистским валом, подразумевая, что бывшие фашисты окопались там, на Западе. В Советском Союзе тоже были уверены, что немцы в ГДР – это НАШИ немцы. На этой же легенде было воспитано и целое поколение жителей Восточной Германии. Выясняется, однако, что это была именно легенда, что дело обстоит не совсем так, точнее, совсем не так. Денацификация была худо-бедно проведена именно в Западной Германии, а в Восточной - просто перелестнули трагическую страницу.

Темой занялись два немецких историка. Факты, которые они раскопали, повергли в уныние многих граждан бывшей ГДР, которые считали, что уж хотя бы по этому критерию их Германия была лучше Западной. Вот несколько примеров. Первый генеральный прокурор ГДР Эрнст Мельцхаймер. В годы фашизма он был членом совета Берлинского апеляционного суда и союза нацистских юристов. Профессор Герберт Крёгер – основатель гедеэровской науки государственного права. В прошлом – член НСДАП и юридический советник СС. Винцентс Мюллер – первый начальник генерального штаба военизированной полиции и национальной народной армии ГДР. В прошлом – главнокомандующий четвертой армией гитлеровского вермахта. И даже Эрих Мильке – министр государственной безопасности ГДР, гроза всех восточногерманских диссидентов. Раньше он был членом организации ТОД, которая использовала бесплатный труд тысяч подневольных рабочих и узников концлагерей при строительстве бункеров, ставок и прочих военных объектов.

В некоторых окружных парторганизациях правившей в ГДР СЕПГ более половины членов ранее имели в карманах партбилеты другой партии - нацистской НСДАП. Историк Аннете Вайнке с академическим равнодушием указывает на то обстоятельство, что в бывшей ГДР многие бывшие нацисты сумели – в отличие от ФРГ – сделать головокружитлеьную карьеру, подправив соответствующим образом биографию. Иногда, однако, правда всплывала:

В ГДР такие случаи были. Как правило, они заканчивались исключением из партии. Но мне не известен ни один случай, имевший бы юридические последствия. Лично мне было очень интересно выяснить потенциал приспособления, которые оказался весьма изрядным в ГДР. В меньшей степени меня интересовали конкретные дела.

Нельзя сказать, что в ГДР ничего не делали, чтобы выявить бывших нацистов. В самом министерстве государственной безопасности в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году был создан специальный отдел под номером девятнадцать-одиннадцать, который только этим и занимался. Педантичные гедеэровские чекисты собрали внушительный архив – свыше шести погонных километров стелажей, плотно уставленных несколькими сотнями тысяч личных дел. Но вот подход к ним был весьма избирательным. Особенно наглядно это демонстрируют дела бывших нацистских врачей, участвовавших в гитлеровской программе эвтаназии – умерщвления людей, не отвечавших арийскому стандарту. Профессор Отто Хебольд, например, был приговорен в ГДР к пожизенному заключению, а вот доктор Херберт Беккер нет. Между тем оба они в Бернбурге активно участвовали в ликвидации людей, недостойных, с точки зрения нацистов, жизни. Немецкий историк Уте Хоффман объясняет такой парадокс очень просто и цинично:

Тех, в ком они нуждались, власти ГДР очень быстро интегрировали в государственную систему. А когда потребность в таких людях отпадала, их снова могли столь же быстро из системы выкинуть. Занимаясь делом Хебольда, я выяснила, что он был неудобным в качестве окружного врача в ГДР, как начальника и личность его не уважали. А потому посадив, никакую икону на разрушили.

Любопытная полемика развернулась на встрече с двумя историками между Утей Хоффман и одним из западногерманских слушателей. В реплике из зала он указал, что во всем ведомстве ШТАЗИ не было ни одного столь аккуратного архива и столь тщательно расследованных дел, как в отделе девятнадцать-одиннадцать. И ведь по многим из них всё-таки были возбуждены уголовные дела, бывших нацистов в ГДР всё-таки судили, в том числе и врачей-изуверов. Уте Хоффман:

Речь идет не об осужденных, а о тех, кто избежал наказания. Причем, избежал наказания с ведома властей. И каждый такой случай – недопустим.

Но ведь таких было меньшинство, не унимается слушатель.

Тогда поговорите с родственниками убитых и объясните им, что гибель их близких – это не так важно.

Уте Хофман привела в качестве примера дело врача Херберта Беккера. ШТАЗИ закрыло заведенное было на него уголовное дело, несмотря на имевшиеся доказательства, рассудив, что его обнародование могло бы привести к ситуация, которая шла бы вразрез с той реальностью, которую желали видеть в ГДР власть предержащие.