Дон Жуан на игле, Отелло на мотоцикле, Ромео и Джульетта в доме для престарелых, искусственная кровь, отрубленные головы, фекалии, видеомониторы, совокупляющиеся и бьющиеся в истерике актеры. Да, все это и еще многое другое в той или иной пропорции можно увидеть на сцене современного немецкого театра.

И именно это подразумевал 36-летний писатель Даниэль Кельман (Daniel Kehlmann), когда на открытии 89-го по счету театрального фестиваля в Зальцбурге он обрушил все свое профессиональное красноречие на так называемый "режиссерский театр". Волна негодования докатилась и до Германии, где с новой силой вспыхнула старая как мир дискуссия о том, что можно, а чего нельзя театру.

Поколение "потрошителей"

В семидесятые годы прошлого века немецкие театральные режиссеры Клаус Пайман, Петер Цадек и Франк Касторф стряхнули вековую пыль с Шекспира и Шиллера и интерпретировали классические первоисточники так, как они считали своевременным, интересным и нужным. Режиссеры театра объявили себя авторами и наполнили сцену шорохами, криками, световыми эффектами, запахами и необычными предметами, о которых даже не смели мечтать Шиллер и компания.

Сегодня "потрошители пьес", как их ругали поначалу, – признанные классики, их авангардная драматургия, получившая название "режиссерский театр", встречается на немецких подмостках чуть ли не на каждом шагу. И это, по мнению Даниэля Кельмана, юного оратора из Зальцбурга, который всполошил театральный мир, очень и очень плохо. Потому что "режиссерский театр" стал, по его словам, "догмой". Его отец, Михаэль Кельман, на протяжении двадцати лет не поставил ни одного спектакля, хотя хотел и мог. И почему? Да потому что он считал театрального режиссера "слугой автора": "Да-да! Именно слугой!" У большинства оппонентов Даниэля Кельмана, кстати, иное мнение о том, почему, почивший давно уже Михаэль Кельманн не стал звездой театра, как иные его коллеги-современники. Самое простое объяснение – его постановки были не интересны. Но это не суть проблемы. Проблема в другом.

По законам сцены

Даниэль Кельман обрушился с критикой на "режиссерский театр", но это, констатируют его оппоненты, несуществующий фантом. Театр не может быть нережиссерским. И это знал еще великий Гете! Говорит музыковед, публицист и театровед Рихард Клайн (Richard Klein): "Гете – прародитель "режиссерского театра", даже если он и не знал этого выражения. Гете твердо верил в автономию театра по отношению к литературе. Он говорил, что театральная постановка живет по своим законам, что она больше, чем просто разыгранный на сцене первоисточник, что литературный текст должен быть адаптирован для сцены, что его можно и нужно видоизменять. Режиссер – это человек, который обеспечивает театру свободу жить по его собственным законам".

Классики творили на века, но в контексте своей эпохи. И было бы абсурдным ставить сегодня Шекспира и Шиллера так, как их ставили в прошлые века. Театр – это самое живое из искусств, и лишить его возможности реагировать на современность – это все равно, что лишить его воздуха. Другое дело, что срабатывает не каждый режиссерский замысел, и не каждый ревущий мотоцикл на сцене довезет классический текст в современность. Но использовать понятие "режиссерский театр" как эпитет всему, что не удалось и не получилось, это несправедливо и не достойно серьезной дискуссии.

Театр давно ушел вперед

И выбирать между свободой режиссерского замысла и автономией текста уже не приходится таким коллективам, например, как "Римини Протокол", в котором нет авторов и нет режиссеров в классическом понимании этих профессий, в нем жизнь – сценический материал, а публика - актеры. Ругать "режиссерский театр" может лишь тот, кто сам давно ничего не смотрел. В Зальцбурге, кстати, где сильна консервативная фракция, ратующая за неприкосновенность авторского текста, Даниэлю Кельману бурно аплодировали. Что ж, он нашел свою публику, заключила немецкие обозреватели и поставили большую и жирную точку в дискуссии о том, что можно и чего нельзя театру. Театру можно все.

Автор: Элла Володина
Редактор: Дарья Брянцева