Совпадение случайное, но символичное. Вот, давайте и посмотрим, как обстоят дела с единством страны и общества. Сначала я предлагаю отправиться в так называемые новые федеральные земли. 12 лет назад бывшая ГДР присоединилась к бывшей Западной Германии. Так что на бумаге, единство Германии восстановлено уже 12 лет назад. А на практике? Наш берлинский корреспондент Марсель Фюрстенау подводит итоги:

«Народ - это мы!» С этим лозунгом сотни тысяч немцев осенью 1989 года выходили на демонстрации против коммунистического режима в ГДР. Но довольно быстро лозунг изменился и стал звучать: «Мы - один народ». Восточные немцы недвусмысленно давали понять, что цель их мирной революции - не только избавление от диктатуры партийных аппаратчиков и «штази», но и воссоединение Германии. 9-го ноября 1989 года пала Берлинская стена. А уже 3-го октября 1990-го года, менее, чем через год, бывшая ГДР присоединилась к западной Германии. С тех пор вошло в обиход обозначение «новые федеральные земли».

Итак, вот уже 12 лет немцы западные и восточные живут в едином государстве. Но вот что говорят результаты опроса, проведённого на днях институтом изучения общественного мнения «Эмнид». Всего лишь 17 процентов восточных немцев готовы подписаться под утверждением: «Да, мы снова единая страна». На Западе Германии показатель несколько выше - 37 процентов.

В чём же причины? Почему немцы субъективно не воспринимают воссоединение как свершившийся факт? Во-первых, это так и преодолённые различия в уровне жизни на Западе и на Востоке. Самый яркий тому пример - положение на рынке труда. В среднем рабочие и служащие частных предприятий на востоке Германии зарабатывают на 20 процентов меньше, чем на Западе. И это лишь отчасти отражает разницу в производительности труда. Уровень безработицы в так называемых «новых федеральных землях» в два раза выше, чем в «старых» и достигает 20 процентов.

Не оправдались и надежды на мощный приток капитала и создание новых рабочих мест на территории бывшей ГДР. Проблеск надежды связан с автомобильной промышленностью: такие концерны, как «Фольксваген», «Опель, «Порше» и «БМВ» уже открыли или готовятся открыть новые заводы на востоке страны. Но производство на этих суперсовременных предприятиях настолько автоматизировано, что они не могут радикально улучшить положение на рынке труда. Многие традиционные отрасли промышленности, например, верфи на севере бывшей ГДР, не выдерживают конкуренции с Восточной Европой и Азией. Вот и приходится в федеральной земле Мекленбург - Передняя Померания делать ставку не на промышленное производство, а на туризм.

В результате продолжает массовый отток молодёжи на Запад страны, где легче получить профессиональное образование и найти работу. Если учесть резкое падение рождаемости на Востоке страны, то новые федеральные земли грозят со временем превратиться в огромный дом престарелых.

Весь этот клубок проблем не распутать за месяцы и годы. Политики всех партий произносят много патетических тирад, особенно перед очередными выборами, но реальных планов улучшения ситуации у них нет. И избиратели это прекрасно понимают. Активность избирателей на Востоке Германии гораздо ниже, чем на Западе страны. Частично это связано и с тем, что восточные немцы недостаточно широко представлены в политике. В новых восточных землях проживает пятая часть всего населения Германии, а в состав нынешнего кабинете канцлера Герхарда Шрёдера входила только одна уроженка Восточной Германии - министр по делам семьи и молодёжи Кристина Бергман. Посмотрим, изменится ли эта диспропорция после сформирования нового правительства. Не только в политике, но и в промышленности, в научно-исследовательских институтах, в университетах, в средствах массовой информации - повсюду трудно встретить восточных немцев на руководящих постах.

Да что говорить, даже в футболе из 18 команд Бундеслиги всего две из Восточной Германии. Хуже того, в прошлом сезоне они замыкали турнирную таблицу и чудом удержались в Бундеслиге. Что ж удивляться, если большинство жителей восточной Германии считают себя гражданами второго сорта...

Я не знаю, кто и по каким признакам возьмётся определить, достигнуто ли, наконец, это пресловутое единство Германии или оно всё ещё за горами? А, может быть, его никогда и быть не может? Живут же в одной стране баварцы и гамбуржцы, друг друга очень плохо понимают, потому что говорят на разных диалектах, рассказывают глупые анекдоты друг про друга, и ничего, Германия от этого не развалилась и мир не перевернулся. Гораздо больше сегодня многих жителей Германии беспокоит интеграция проживающих в стране иностранцев. Вот и в день единства Германии Центральный совет мусульман решил провести «день открытых мечетей». Беттина Маркс подготовила сообщение об этом:

В Германии проживают более 3 миллионов мусульман. По оценкам Центрального совета мусульман, в стране действуют более 2000 мечетей и молелен. И вот в день единства около половины из них будут открыты для посетителей. Запланированы экскурсии, выставки, дискуссии. Вот, как объясняет цель этого мероприятия председатель Центрального совета мусульман в Германии Надим Элиас:

«Мы не позволим экстремистам оттеснить нас на обочину, мы не собираемся прятаться. Нам, мусульманам, нечего скрывать, мы не собираемся отворачиваться от немецкого общества. Мы специально выбрали день единства Германии, чтобы показать, что единство должно быть не только формальное, но и внутреннее. Мы, мусульмане, тоже часть немецкого общества».

Проблема, считает Надим Элиас, заключается в том, что после трагических событий 11. Сентября прошлого года отношение к мусульманам в Германии изменилось. Причём сегодня мусульмане опасаются не столько выходок со стороны правых радикалов, сколько подозрительности и неоправданно жестких действий со стороны властей. Надим Элиас приводит пример из Гамбурга:

«По подозрению, что в мечети скрывается египетский гражданин, находящийся в розыске по подозрению в причастности к террористической организации, 238 полицейских с автоматами ворвались в 5 часов утра в мечеть. Они безо всякой необходимости взломали пять дверей и обыскали всё здание. Они осквернили молитвенные помещения, ворвавшись туда в сапогах. И что же, чего они добились? Им удалось арестовать восемь человек, у которых истекли виды на жительство в Германии. Стоило из-за этого затевать всю операцию?»

Можно, конечно, возразить, что трудно требовать от полицейских, чтобы они в ходе антитеррористической операции аккуратно разувались при входе в мечеть. Можно напомнить и о том, что под вывеской религиозных общин и культурных центров обосновалось немало экстремистских исламских организаций, таких, как ныне запрещённый «Кёльнский калифат». Но, наверное, именно поэтому так важен «день открытых мечетей». Уполномоченная федерального правительства по делам иностранцев Марилуизе Бек подчеркивает:

«Это хорошая инициатива. Определяющей для Германии является христианская культурная традиция, поэтому большинство немцев практически ничего не знают об Исламе. Но и эти крохи знаний вытесняются политическими сообщениями о нарушениях прав человека и террористических актах из таких стран, как Иран, Афганистан или Пакистан. И люди склонны объяснять это религиозными мотивами. Конечно, всё это затрудняет отрытый и непредвзятый диалог между немцами и иммигрантами из мусульманских стран».

А как чувствуют себя в Германии молодые люди, которые выросли в различных культурах? Считают ли они Германию своей Родиной? Маленький опрос на эту тему провела Моника Ростова:

Германия дала приют множеству беженцев: сербам, болгарам, русским, македонцам, всем тем, кто бежал от социалистического режима, от невзгод гражданских войн или просто от неустроенности. Миллионы турок получили в свое время возможность работать и жить в Федеративной республике. Поток переселенцев и беженцев не прекращается и сегодня. Русский, турецкий, арабский – не будет преувеличением сказать, что все эти языки постоянно звучат на улицах городов Германии, они стали уже также привычны уху, как и немецкий. Многие маленькие немцы легко говорят на нескольких языках, переходя с одного на другой. Почему? – Да просто потому, что у многих детей два, а то и три родных языка: мама русская, отец итальянец, а новая родина – Германия. И уже не выяснить, да это и не важно, какого происхождения молодые люди, дети. Но может быть, все-таки существуют различия в самоощущении и в отношении к Германии между, что называется, историческими немцами, и теми, кто в раннем детстве вместе с родителями переехал на новую родину? Как чувствуют себя дети и подростки, растущие между двумя культурами, имеющие две родины и два родных языка? 16-ти летняя Бисерка Шавич, родом из Сербии. В Германию она приехала со своими родителями 10 лет тому назад:

«Я оказалась где-то посередине двух миров. Когда я бываю в Сербии, мне там хорошо. Но здесь, в Германии, мне тоже хорошо. И во мне столько же типично немецкого, сколько и типично сербского».

В Германии Бисерке нравятся порядок и организованность всей жизни, в отличие от Сербии, где многое делается спустя рукава. В тоже время, немцы более холодные и менее открытые, считает юная немецкая сербка, а в Сербии жители более темпераментные, шумные, они любят посмеяться и пошутить. В немцах же Бисерке нравится дружелюбие. И в Сербии, и в Германии девушка чувствует себя своей, и думает, что вряд ли кто-то сможет принять ее там или тут за иностранку. Какая же из стран является ее родиной, Бисерка определить не смогла:

«Своей первой Родиной я бы, пожалуй, назвала Сербию, потому что я там родилась. И в тоже время, нет, я не стала бы так говорить, я не могу это четко определить, поскольку здесь, в Германии я живу дольше, и я не знаю, как я смогла бы жить в Сербии».

Точно так же затрудняется ответить на подобный вопрос и 15-ти летняя Александра Ивановская. Александра родилась в Германии и прожила здесь всю свою жизнь. В Македонии, откуда родом её родители, она ежегодно проводит месяц-полтора. На вопрос, что думают о ней немцы, Александра нерешительно отвечает:

«Я думаю, меня чаще принимают за немку. Все говорят, что я немка. И в то же время, я считаю, что я македонка».

Хотя Александра и чувствует себя македонкой, она в то же время уверена, что именно Германия является ее Родиной. В Македонии ей нравится и она с удовольствием проводит там каникулы, но она не хотела бы отказываться от привычной жизни в Германии. Махмуду Таврику 24 года и он живет в ФРГ, на родине своей матери, всего несколько месяцев. Его отец – египтянин. В Каире Махмуд вырос, окончил школу, а сейчас учится в университете в Кельне. Он думает, что в Германии его считают «странным экзотическим немцем», а в Египте «странным экзотическим египтянином». Махмуд говорит по-немецки безо всякого акцента, ведь и в Каире он посещал немецкую школу. А что же связывает его с Египтом?

У меня, в общем-то, нет какой-то сильной привязанности. Чего мне больше всего не хватает здесь, в Германии, так это моих друзей. По большей части это друзья детства. Школьным товарищам тоже не возможно найти замену. Еще я скучаю по своей семье. А именно с местом, со страной меня не многое связывает.

У всех у них, и у Махмуда, и у Бисерки, и у Александры, и у многих тысяч других детей иностранцев нет четких представлений о том, к какой культуре они принадлежат. Но большинство все-таки решает в пользу Германии. Так на вопрос, может ли Бисерка представить себе свою жизнь в Сербии, девушка, не долго думая, ответила:

«Я могу себе это представить, но не знаю, смогу ли я жить там долгое время. Я привыкла к жизни здесь, а там жизнь совсем иная. Здесь быстро привыкаешь к порядку, к организации. Там же сплошная неразбериха, ни на кого нельзя положиться. Нет, отдыхать надо в Сербии, там веселей, а жить и работать в Германии».