"Шутка – это спасательный круг, не бегство от реальности, а сама реальность. Когда рассказывают даже о самых страшных жизненных испытаниях, если всё это уже позади, то над этим нужно уметь смеяться", - так считает Джордж Табори, или Дьёрдь Табори, как его звали бы, если бы не было нацизма, если бы семья оставалась жить в Венгрии, если бы не Гитлер.

Дьёрдь (Джордж) Табори родился в 1914 году в еврейской семье в Будапеште, его отец погиб в концентрационном лагере, а матери удалось спастись самой и спасти сына. Он стал драматургом, актером, режиссером, работал в Англии и Америке. Пишет по-английски, живёт в Берлине. Потерявший семью в нацистском концлагере, Табори пытается реконструировать историческое прошлое как психологическую реальность и так понять её.

Всё начинается с биографии...

В конце февраля 2002 года в Кембридже группа немецких студентов и поставила пьесу Джорджа Табори "Майн Кампф" в кембриджском театре Amateur Dramatic Club, существующем с середины 19 века.

Вот как начинается комедия Табори "Майн Кампф".

...В одно далеко не прекрасное декабрьское утро, может быть, самое холодное утро в истории человечества, молодой человек в тирольском национальном костюме переступил порог мужского общежития госпожи Мершмайерс. Молодой человек этот - идеалист, любитель искусства и начинающий художник, его зовут Адольф Гитлер. В общежитии он подружился с евреем по имени Шломо Херцл. Новый друг окружает Адольфа едва ли не материнской заботой, снабжает его полезными советами, душевной теплотой и даже национальными австрийскими сладостями - кайзершмарн. "Твоя стезя – политика!" – советует он тирольскому другу, огорченному постигшей его неудачей: Адольф Гитлер не смог сдать вступительный экзамен в художественную академию. Он не заставил себя долго уговаривать. "Я и вправду, совсем не хочу рисовать. Это не более чем тактическая уловка для дураков. Я хочу чего-то совсем другого. Весь мир – вот что мне нужно".

Табори признался, что для него этот фарс – история одной дружбы, можно даже сказать, история любви: самая невероятная, какую только можно себе представить.

"

...По своей глубинной сущности всякая история вражды – это история любви: Яго и Отелло, Фауст и Мефистофель..."

Табори показывает не исторического Гитлера: иногда кажется, что Гитлер у него – это просто отражение, тень Шломо.

"Это как сон, где каждый элемент – это мостик, переброшенный от собственного спящего "я". Шломо и Гитлер это две части одного сна, или общее сновидение двух героев".

Понять, как случилось, что одна часть этого общего "я" пробуждается для того, чтобы уничтожить другую, - вот, собственно, цель, которую поставил перед собой и перед своими зрителями Табори.

От социальной истории - к психологическому фарсу

Слишком много говорилось и говорится – со смертельной серьезностью – об ужасном, бесчеловечном, глобально-злодейском в Гитлере. Табори предлагает опуститься на уровень до-политической, докарьерной жизни будущего фюрера, повседневной жизни венской богемы первой четверти двадцатого века. Кажется, испробованы все пути для объяснения феномена гитлеровского национал-социализма – от теории тоталитаризма Ханны Арендт до марксистского вульгарно-социологического объяснения нацизма как "мелкобуржуазной отрыжки". Остался – у немцев, во всяком случае, - только один, пока что очень мало использованный маршрут: комедия.

Яша Мунк, постановщик спектакля в кембриджском театре "adc":

- Пьеса, написанная на английском языке, совсем по-другому воспринимается в Англии, как и юмор Табори, очень чуждый немцам, по другим причинам чужд также и англичанам. Это, может быть, странно, что немцы ставят в Англии комедию о Гитлере, да еще под названием "Mein Kampf", и сочиняют к ней музыку. Может быть, это даже нечто выходящее за пределы хорошего вкуса... Важно, чтобы такая тема воспринималась очень серьезно, но одновременно и с некоторой долей юмора. У Гитлера в этой пьесе, конечно, есть задатки и наклонности ужасной личности; с другой стороны, Гитлер, которого мы видим на сцене, это не тот Гитлер из учебника истории, которого мы бы бесспорно осудили и осуждаем. Гитлер в пьесе Табори - это молодой человек со странными идеями, в которых только угадываются его антисемитизм и вообще бесчеловечность. Но этот антисемитизм еще детский, сумасбродный и почти трогателен в своем сумасшествии. Вследствие этого история открывается в другом свете, без умаления зла, олицетворяемого Гитлером, без умаления зла, совершенного в то время в Германии, и вины немцев перед человечеством. Потому что, если посмотреть на Гитлера с этой точки зрения, более человечной и естественной, мы видим беспомощного и глуповатого субъекта, а не всемогущее чудовище.

Гитлер стал олицетворением зла в высшей мере, но именно это и делает его недоступным для любых обсуждений.

Автор музыки к спектаклю по пьесе Табори, поставленному Яшей Мунком, тоже студентка из Германии Д. Гринблат, изучающая в Кембридже историю политической мысли, так объясняет свой подход к этой теме.

- Даже если исходить из того, что поэзия о Холокосте невозможна, вопрос о том, в самом ли деле нельзя написать комедии о Гитлере, остается открытым...

В этом именно и сильная сторона пьесы Табори "Mein Kampf". Он изображает Гитлера с его человеческими слабостями и недостатками, он смешон и отвратителен в своей беспомощности. Он – антисемит, такой же, как всякий другой, и в то же время он не имеет никакого понятия о сексе. У него низменный и рабский характер, а иногда он кажется просто избалованным ребенком. Несмотря на это, его в спектакле никогда не называют по имени, он остается просто Гитлером...Трудно сказать, позволяет ли музыка проникнуть за вдвойне непреодолимую черту: мы должны мысленно отказаться от взгляда на Гитлера только как на символ. Мы должны представить себе происходящее в сознании будущего злодея, услышать звучавшую в его голове музыку. И, может быть, тогда – понять, на какой ноте он завоевывал массы людей. Я подумала, что сложность и разносторонность восприятия этой темы все-таки можно передать в музыке. И, не считая моих собственных, так сказать, нейтральных музыкальных сюжетов, я использовала отрывки из известных музыкальных произведений. Так, песня Шуберта "Шарманщик" сочетается с лейтмотивом из фильма "Список Шиндлера", звучащим во время гибели варшавского гетто. А отрывок из "Песни вечерней звезды" Вагнера сопровождается мелодией из "Интернационала", записанной, кстати, веймарской капеллой в двадцатых годах.

Эта амальгама из столь непохожих сочинений показывает, насколько на самом деле сложно наше восприятие Гитлера.

Табори заставляет думать дальше

Д. Гринблат:

- Наверняка все бы согласились со мной в том, что было бы лучше, если бы Гитлер не существовал вовсе, но с фактом его исторического существования приходится смириться, и поэтому было бы разумнее говорить о нем именно как о самом обыкновенном человеке. Например, я считаю, что было большой ошибкой и даже нелепостью законодательно запрещать распространение главной книги Гитлера "Mein Kampf". Гитлер стал олицетворением зла в высшей мере, но именно это и делает его недоступным для любых обсуждений. Любая комедия о Гитлере, если она хочет остаться в рамках политической корректности, должна быть написана из вполне определенной перспективы – из перспективы гуманистического и социально-ответственного общества, общества, которое пережило Холокост, общества, о котором можно было бы сказать, что оно – лучшее из возможных в мире, хотя такого, конечно, не существует. И это, бесспорно, очень сложная задача, но я думаю, что Табори с ней справился. И его провоцирующий взгляд на эту вещь должен заставить нас еще и еще думать на эту тему.

Нельзя прятать голову в песок или отрываться от реальности в заоблачные теории. Носитель очень большого зла был когда-то всего лишь распустившимся маленьким человеком, брошенным на произвол судьбы в океан широких народных масс. Таким, как неудачник Адольф Гитлер, не принятый в Венскую художественную академию, как когда-то говорили, в тысяча девятьсот мохнатом году. Впрочем, этот маленький человек и после пьесы Табори остается неразрешимой загадкой.