Мы получаем немало писем с просьбой рассказать о так называемых домах для пожилых людей в Германии – Seniorenhaus. Виктория Балон побывала в гостях у семьи Познер, которая вот уже несколько лет живет в таком доме.

Дом, в котором живет Нелли Евгеньевна Познер, называется „Seniorenhaus“ - дом для пожилых людей, или как она его называет - «дом пенсионеров». Если бы я об этом не знала, то ни за что бы не догадалась. Ничего казенного, никакой коридорной системы, на каждом из трех этажей красивого старого дома всего по две отдельных квартиры. В двухкомнатной квартире Нелли Евгеньевны много знакомых предметов: сахарница, рюмки, подсвечник напоминают советское время. Телевизор с тарелкой, чтоб смотреть передачи из России. На стенах портреты предков, родственников и друзей. Интересная фотография - две руки в обручальных кольцах - руки уже немолодых людей, решивших дальше идти вместе. Нелли Евгеньевна Познер из Петербурга и Хейно Рюйтель из Эстонии поженились не так давно. И начали новую жизнь когда обоим было уже под семьдесят - в Германии.

Познер: Я живу вместе с мужем - мы молодожены. В России, в Петербурге я преподавала, была педагогом-режиссером. Я в общем счастливый человек, потому что всю жизнь занималась делом, которое я люблю: я люблю детей, свою профессию. Но личная жизнь как-то не получалась, и получилась только на закате моей жизни. Я своего мужа ждала 66 лет.

В доме пенсионеров они поселились вскоре после прибытия в Германию. Родственников у них здесь нет. Им предложили обратиться в благотворительную организацию Arbeiterwohlfahrt, которая распоряжается несколькими подобными домами во Фрайбурге.

Чтобы пожилым людям получить в таком доме квартиру, надо встать на очередь. Но во Фрайбурге долго ждать не приходится - пару месяцев. При этом учитываются такие факторы как возраст - обычно более 65 лет - и состояние здоровья. Финансируется жилье государством и благотворительным объединением. В качестве социальной помощи еврейским беженцам пенсионного возраста немецкое государство выплачивает так называемую базовую пенсию, которая не зависит от трудового стажа в России. Пенсия же из России здесь мало чем может помочь. Тем, кто ее получает, хватает как раз на то, чтоб раз в пару лет съездить туда - посетить родных и знакомых.

Познер: Квартира у нас не очень большая, но она достаточно удобная, и я научилась в той жизни быть скромной. Больших запросов у нас нет, и нас все вполне устраивает. Наш синьор-хауз дом пенсионеров - очень удачный. Во-первых, мы находимся в центре города, мы не связаны транспортом, всюду можем просто дойти. Во-вторых, у нас очень хороший директор - Руди Веллер. Когда обращаешься за помощью, он всегда идет навстречу. Он устраивает нам дни рождения, дарит цветы по праздникам, какую-то заботу, тепло с его стороны мы всегда чувствуем. Старики ведь очень ранимы, но им немного надо для счастья - немножко внимания. И это внимание я очень остро чувствую, и очень ценю.

Возникает все же вопрос, зачем жить именно в таком доме. На самом деле, совсем больных и немощных, тех, кто уже не может сам ходить в магазин, кто прикован к кровати, поселяют в другом доме престарелых- Altersheim, который больше похож на больницу - с сиделками и врачами. Но и здесь - при всей изолированности жилья - старики все же под присмотром. В случае необходимости им помогают с уборкой, здесь есть столовая для тех, кому тяжело каждый день самому готовить. Раз в две недели сюда приходит врач - проверить самочувствие, постоянно дежурит медсестра.

Познер: В нашем доме есть медсестра, и есть красная кнопка. Если кому-то паче чаяния станет плохо, то надо нажать на эту кнопку - и придет сестра и вызовет скорую. Мы уже дважды ей пользовались. Муж сломал коленную чашечку - упал. Не успели мы сообразить что к чему - мгновенно приехали медработники и моментально посадили его в кресло и отвезли в больницу. Это очень приятно, когда все функционирует. Вообще, я считаю, что у нас здесь такая тихая спокойная старость. И обидно, что ничем не могу быть полезна Германии – я ей благодарна.

Я не стала говорить Нелли Познер, что недавно читала в местной газете письмо такой же русской пенсионерки, из того же дома престарелых, где она жалуется, что квартиры слишком маленькие, с переводом в другой дом престарелых и походами к врачу никто не помогает - барахтайся сам как можешь, а свои соотечественники тоже за любую помощь денег требуют. Так что, есть и здесь недовольные. Поэтому Нелли Евгеньевна все время подчеркивает, что говорит только за себя. У нее тоже есть свои сложности. 5 лет в Германии, конечно, хочется больше общения. В доме есть несколько русских, но в основном все соседи- немцы. Ей хотелось бы узнать их поближе, хотелось бы и здесь учить детей, вести кружок, хотя бы на общественных началах...

Познер: Проблема у меня одна - это, конечно, язык. На бытовом уровне я могу объясниться. Я не заблужусь, могу купить, что хочу, могу объясниться на вокзале. Но когда я прихожу в государственное учреждение или медицинское - уже не хватает словарного запаса. Тем более, что бюрократический немецкий - он очень сложный. Мой муж неплохо говорит по-немецки, но он плохо слышит. Так что он спрашивает, а отвечают мне (смеется). Но я уже говорила о нашем замечательном директоре - он устраивает для нас- русскоязычных- курсы немецкого языка. Это немножко, только один час, но мы - русскоязычные жители дома пенсионеров - собираемся раз в неделю и занимаемся бесплатно на этих курсах.

В смысле общения и реализации своего опыта приходится довольствоваться мероприятиями в русском клубе. Она пару раз уже выступала там со стихами Фета. Я спрашиваю Нелли Евгеньевну, не скучает ли она по тому городу, где она прожила столько лет?

Познер: Я, конечно, очень люблю Петербург. Но город как человек - у него есть внешность- это дворцы, это набережные, памятники, и у него есть духовная суть. И вот эта духовная суть в Петербурге очень изменилась, причем даже за те 70 лет, что я живу на свете. То есть это совершенно другие люди. Я помню, как вели себя люди в блокаду, после блокады. А сейчас - это то самое хамство, от которого я здесь отдыхаю. Здесь мне здесь очень нравится спасибо, здравствуйте, и пожалуйста в магазинах. Мне говорят, что это не очень искренне. Может и неискренне, но это приятная форма обращения. Как-то чувствуешь себя человеком. Конечно, когда по телевидению показывают ленинградские пейзажи, мы смотрим и говорим - вот Стрелка Васильевского острова, вот - Смольный, а это недалеко от нашего дома, но... Я ходила в последние годы по городу и думала - в этом доме жили мои родные, которые погибли в блокаду. А здесь жили родные, которые недавно умерли. А здесь жили друзья, которые уехали в Америку. И теперь меня тянет только на кладбище, где похоронены мои родные. Остальное я воспринимаю лучше в альбомах и открытках и своих воспоминаниях. Потому что Петербург забыть нельзя.

Я заметила, что пожилые люди того поколения, которого коснулась война, приехав в Германию, часто начинают ворошить свои военные воспоминания, пересматривать их под влиянием того, с чем сталкиваются здесь. Нелли Познер ребенком пережила блокаду, в блокаду погибло 11 человек из ее семьи. Думает ли она об этом здесь?

Познер: Сейчас я рассматриваю эту войну как войну идеологий. Это не наши народы воевали - они стали жертвой, и немецкий народ тоже очень пострадал. Я как-то очень уважаю Германию за то, что она имела мужество принести покаяние, и она имеет право на счастливую жизнь дальнейшую. Потому что она делает выводы из своих ошибок, то, что, к сожалению, не очень умеют делать на моей родине.

Это был репортаж Виктории Балон. А теперь к другой теме. В Челябинске открыт мемориал трудармейцам. С подробностями – Лариса Худикова из Москвы.

«Я живу, и вы будете жить…» Эта надпись высечена на памятнике–мемориале трудармейцам, открытом в Челябинске, на территории Римско-католической церкви. Во время Великой Отечественной войны на этом месте располагался один из лагерей трудармии. На строительство Челябинского металлургического завода были мобилизованы советские немцы, военнослужащие Красной Армии немецкой национальности. В рабочие колонны НКВД попали также советские граждане финской, румынской, болгарской, венгерской, итальянской, чешской и других национальностей.

Даже в наши дни, когда гриф «совершенно секретно» с большинства документов того периода снят, немногие имеют представление об условиях «жизни» трудармейцев. Хотя трудно назвать содержание невиновных людей за колючей проволокой «жизнью». По воспоминаниям немногих чудом выживших в те лихие времена, в бараках постоянно переворачивали все вверх дном, и если находили, например, личные фотографии, заставляли людей работать при двадцатиградусном морозе в одном нижнем белье. Не забыть им и мизерные пайки: те немногие, кто был в состоянии выполнить дневную норму, получали по 800 грамм сырого черного хлеба и суп, состоящий из воды и двух-трех кусочков картофеля или капусты. Жира в нем почти не было. Отстающим и больным полагалось 300 грамм хлеба, а завтрак и ужин из одного блюда. Проведя на скудном рационе неделю-другую, люди таяли на глазах.

Хроническая усталость, недоедание и заболевания стали причиной гибели огромного числа трудармейцев. По приблизительным подсчетам, в братских могилах было погребено около 27 тысяч мобилизованных. По инициативе челябинского Немецкого культурного центра, созданного в 1985 году, на месте захоронения трудармейцев установлен Камень Памяти и Крест.

Теперь на Мемориал, расположенный на месте бывшего лагеря трудармии, могут прийти все желающие – возложить цветы, вспомнить о невинно пострадавших людях и поклониться им.

Сам памятник состоит из алтаря, кольца из колючей проволоки и скульптуры Иисуса Христа. Она была изготовлена по проекту Винцента Шрайнера, известного австрийского художника. Фигура Иисуса одной рукой благословляет всех, приходящих к Мемориалу. Кольцо символизирует терновый венец, который был на голове Иисуса, а также условия содержания людей, приехавших строить Челябинский металлургический завод.

По словам председателя Немецкого культурного центра Александра Нахтигаля, открытие Мемориала – это значимое событие не только для челябинцев, но и для всех россиян:

Мы должны знать подлинную историю своей Родины. И начинать нужно со школьных учебников. Конечно, описания условий жизни мобилизованных в рабочие колонны НКВД не украсят страницы книг, но пора уже людям узнать правду. Страшную правду. А Мемориал будет стоять еще многие десятилетия и напоминать новым поколениям челябинцев о трудармейцах, погибших в годы строительства этого завода,- подчеркнул Александр Нахтигаль.