Ведущие средства массовой информации мира в спешном порядке командировали этим летом своих спецкоров в район ближневосточного конфликта. Во многом благодаря их присутствию военные действия на Ближнем Востоке смогли представить себе и жители других стран мира. Но насколько кадры, полученные, например, из Южного Ливана, действительно, отображали действительность? Можно ли говорить в связи с конфликтом на его юге Ливана о «виртуальной войне»? Этот вопрос мы адресовали корреспонденту «Немецкой волны», только что вернувшейся из Ливана Карен Фишер. Она стала гостем нашей студии:

- Мне кажется, что вполне оправданно говорить в данном случае в том числе и о виртуальной войне, прежде всего, о войне фото- и видеокадров. То, что мы видели здесь, в Европе, были, в первую очередь, фотографии и видеосъёмки разрушенных домов и дорог в Южном Ливане. Они как бы содержали упрёк в адрес Израиля: посмотрите, что израильтяне сделали с этой страной. И, отправляясь в Ливан, я представляла себе как раз такую же картину. Но я была поражена тем, что на самом деле многое выглядит совсем по-другому. Я не хочу сказать, что не было разрушений. Это было бы неправдой. Но они были по большей части результатом точечных ударов. Ну, например, на юге Бейрута не осталось ни одного автомагистрального моста. Но есть возможность объезда. Или ещё один пример. Я передвигалась по Ливану на старенькой, взятой в аренду машине с маломощным двигателем. Так вот, на этой самой машине я побывала в самых удалённых уголках страны. Поэтому когда сегодня гуманитарные организации заявляют, что они не могут оказать помощь ливанскому населению, потому что инфраструктура полностью разрушена, я спрашиваю себя, на каких же машинах они ездят. Ведь я же смогла добраться в любое место на обычной старой легковушке. Я не хочу сказать, что все дороги в идеальном состоянии, отнюдь нет, но, тем не менее, пользоваться ими можно. На юге Ливана также уничтожено не всё. Я была, например, в селении, которое в самом прямом смысле слова сровняли с землёй, но в двух километрах от него находится другое селение, где на домах нет ни одной царапины. Меньше всего пострадали, кстати, населённые пункты, в которых проживают преимущественно христиане. Так вот, находясь там, никогда и не подумаешь, что совсем недавно в этом районе шла война. И вот такого объективного освещения событий, прежде всего, о настоящих масштабах разрушений, по моему мнению, не было. Преобладала шаблонная подача информации, в чёрно-белых тонах. К тому же, легче было сказать, что Южный Ливан полностью разрушен, чем вдаваться в детали, потому что проблемы этого конфликта комплексные.

- То есть, можно сказать, что журналисты занимаются манипулированием общественного мнения?

- Я думаю, что между преувеличением и манипулированием существует тонкая грань. По моему мнению, в Ливане можно было увидеть и то, и другое. Следует сказать, что радиожурналисты более свободны в освещении событий, потому что мы не зависим от видеоряда. А фото- и видеокадры сильнее всего воздействуют на эмоциональное состояние. Они устаревают, и необходимо искать новые. Перед радиожурналистами такие задачи не стоят, поэтому мы более свободны, чем, например, коллеги с телевидения. Конечно, можно говорить и о манипулировании. Например, я нередко встречала людей в Южном Ливане, которые говорили мне: «В микрофон я ничего говорить не буду. Если ты мне заплатишь, тогда другое дело, тогда я скажу всё, что ты хочешь услышать». Люди не сами до этого додумались. Значит, некоторые журналисты, в том числе и зарубежные, просили их это сделать… Многие жители Ливана, действительно, открыто общаются с репортёрами… Но здесь опять же задаёшься вопросами: почему они такие открытые, почему они буквально тащат тебя посмотреть на их дом, на разрушения? Причём часто это дома, где самое большее разбиты окна и видны следы от нескольких пуль. Так вот, осколки никто не убирает. Владельцы сидят и ждут, когда к ним придут и заплатят компенсацию. А сообщения СМИ служат как бы доказательством, что эти люди действительно в такой компенсации нуждаются. То есть, такие люди используют журналистов в своих целях, а журналисты их за это ещё и благодарят, потому что они могут снять отличный кадр.

- Уже после того, как Вы увидели, как живут сегодня люди в Южном Ливане, попадались ли Вам на глаза фотографии или видеозаписи, которые на самом деле являются примером манипулирования общественным мнением?

- Да, ярких примеров было два. В первом случае речь шла о телевидении. Корреспондент вёл репортаж из портового города Тир в Ливане. За его спиной было разрушенное здание, и он рассказывал о том, сколько всего было уничтожено в результате ракетно-бомбовых ударов. Так вот, я была в Тире всего за несколько часов до этого репортажа. И я точно знала, что в городе были разрушены несколько домов, в том числе и тот, перед которым вёл репортаж этот журналист, есть несколько воронок на улицах, но город никто с лица земли не стирал. Другой пример. По дороге, идущей параллельно границе с Израилем, была пущена ракета. Но она не разорвалась, и так и торчала, застряв в асфальте. Я её сфотографировала. И ту же самую ракету я на следующий день увидела на первой полосе в газете Jordan Times. Только на заднем плане были теперь дома и играющие дети, но ни тех, ни других там, в действительности, и в помине не было. Поэтому в данном случае речь идёт о манипулировании.

- Но в том, что журналисты сообщают только о чёрных сторонах, виноваты, наверное, и редакции. Ведь они просят своих корреспондентов передать им как можно более драматичный материал. Кроме того, редакции наверняка говорят: попробуй объяснить всю ситуацию очень просто, а журналисты оказываются заложниками таких заданий.

- Да, редакции давят на корреспондентов на местах, потому что у них есть свои представления о том, какой материал журналисты должны передать. И поэтому когда репортёр говорит редакции, что, к сожалению, не может рассказать то, что они просят, потому что этого не происходит, редакция ещё и попрекает его, мол, у других-то это есть. Поэтому сообщения в СМИ приобретают уже собственную логику развития, которая может разительно отличаться от того, что происходит на самом деле. Например, одному моему коллеге с телевидения позвонили из редакции и сказали, что им хотелось бы увидеть плачущую семью на фоне разрушенного дома. Он им сказал, что он такую семью не нашёл. Наверное, потому, что никому не заплатил. Потому что если бы он хотел заплатить, то он, пожалуй, очень быстро нашёл семью, которая бы поплакала по его заказу.