Честно говоря, слушать мэйнстримный джаз непросто, он заранее весь известный и проехавший. Я еще не настолько старый, я еще не при смерти, чтобы слушать мэйнстрим джаза! - такое чувство тебя охватывает. Но есть и в этой области, затасканной, как "в лесу родилась елочка" и "мама мыла раму", удивительные исключения.

Одним из них является коробка из шести компакт-дисков (более семи часов музыки! умри все живое), записанная берлинским квартетом Night and Day в течение трех дней 27, 28 и 29 мая 1992 года. Коробка называется "Night and Day" plays them all", то есть "День и Ночь" играют их все". Это и в самом деле сыгранные в лоб джазовые стандарты.

Ресторанный оркестр

Предыстория такова. Художник Мартин Киппенбергер (Martin Kippenberger) был большим оригиналом и провокатором, он любил, когда за него и на него работают другие, скажем, он выставлял под своим именем картины, которые для него писали другие художники. В 1984 в Эссене открылась выставка "Истина - это труд" ("Wahrheit ist Arbeit") Вернера Бюттнера (Werner Büttner), Альберта Ёлена (Albert Oehlen) и Мартина Киппенбергера.

Киппенбергер нанял самых радикальных берлинских музыкантов, обычно игравших бескомпромиссный фри-джаз, чтобы они на банкете, приуроченном к открытию выставки, сыграли настоящую ресторанную музыку - негромкий свинг, не заглушающий звон бокалов, смех и застольный треп.

Квартет возглавил пианист Александр фон Шлиппенбах (Alexander von Schlippenbach), на саксофоне играл Рюдигер Карл (Rüdiger Carl), за барабанами сидел Свен-Аке Йоханссон (Sven-Åke Johansson), в качестве басиста был приглашен из Амстердама Джей Оливер (Jay Oliver). Группа была создана на один вечер, но просуществовала много лет. И в 1992 записала весь свой репертуар.

Провокация блестяще удалась

Анфан террибли современного джаза прекрасно замаскировались под ресторанную группу, они честно и исправно играли джазовые стандарты, безо всякого второго дна, без какой-либо фиги в кармане, без неожиданных вставок или усложнений и искажений, на которые были, разумеется, вполне способны. И это отсутствие иронии над исполняемым материалом, отсутствие провокации и оказалось самой большой провокацией.

Ценители берлинского фри-джаза, привлеченные известными именами, плевались, услышав то, что играют Night and Day: ведь этот джаз был нетерпим, невозможен, фри-джаз и свободная импровизация делали все, чтобы как можно дальше отдалиться от свингующего ретро-джаза, не иметь к нему никакого отношения. А Night and Day выступали на парти, в ресторанах, на танцах! Их, разумеется, упрекали в том, что они играют музыку идеологического противника (или лучше сказать: играли идеологически противную музыку?) просто из-за денег, а ведь это ренегатство и оппортунизм.

Высокая миссия развлечения пьяных

В сопроводительных мемуарах барабанщик Свен-Аке Йоханссон рассказывает, что продолжать миссию танцевальных свинг-оркестров в эпоху, когда никаких свинг-оркестров не осталось в природе, это сложная миссия и высокая ответственность. И это наслаждение - играть для танцующей публики. Во фри-джазе в единое целое сливаются музыканты, в свингующем оркестре одно целое образуют музыканты вместе с публикой.

Night and Day играли для публики, к джазу не восприимчивой, вообще не имеющей понятия, что там за лабухи играют. Группа была отделена от танцующих толстым канатом, чтобы музыкантов не задевали размахивающимися руками и шатающимися телами.

Сухость как новая выразительность

Йоханнсон колотит легко и непринужденно, его удары по тарелкам резки и полны радости: вот я врезал по железяке! Фон Шлиппенбах касается клавиш мягко и тактично, он работает в традиции Телониуса Монка, играет на фортепиано экономно и слегка иррационально. Все это замечательно, но погоды не делает. Погоду делает игра на саксофоне Карла Рудигера.

Рудигер дует старательно и основательно. На фотографии он похож на полного телом директора банка. Он неподвижной колонной стоит со своим саксофоном. На шее - полосатый галстук. Карл Рудигер играет смазливую, сентиментальную музыку, причем без смазливости и сентиментальности, в лоб, согласно нотам, согласно расписанию. Лирики, чувств, соула тут совсем нет.

Ставшая кичем музыка очищена от кичевости, она сыграна так, как если бы ее играли марсиане, не имеющие понятия, что они исполняют томные и сладкие, прямо-таки липкие мелодии. Нет, эти мелодии сыграны по-рабочему, как и полагается патологоанатому - сухо и невыразительно. И в результате очищенности от приторности, от стандартной задушевности и кичевой выразительности, от сведения ее к первооснове, к фундаменту, возникла музыка, обладающая новой задушевностью и новой выразительностью.

Автор:Андрей Горохов
Редактор: Ефим Шуман