«Бойтесь первого движения души, потому что оно обыкновенно самое благородное», - говаривал великий французский дипломат XIX века Шарль Морис Талейран. В моём случае, его высказывание можно перефразировать как «первое движение души – самое искреннее». Ибо когда коллеги предложили посвятить небольшой опус моему излюбленному месту в Нью-Йорке, то, признаюсь, первым движением души было рассказать об уютном ресторанчике под названием «Russian Vodka Room» («Русская водочная»). Он находится в Манхеттене, по соседству с многочисленными театрами, расположенными в одном из его кварталов. Но... благоразумие возобладало, поэтому перенесёмся с 52-й улицы на 10 кварталов южнее. Там на Пятой авеню возвышается грандиозное, в стиле классицизма, беломраморное здание Публичной библиотеки. Это одно из крупнейших книгохранилищ мира. В нём - свыше 11 миллионов наименований. В отделе редкостей, зал 303, можно увидеть Библию Гутенберга, напечатанную в 1455 году, единственный экземпляр путевых заметок Христофора Колумба, Декларацию Независимости, написанную рукой Томаса Джефферсона в 1776-м. В Славянском отделе (второй этаж, зал номер 217) находим подшивки не только западных русскоязычных газет, таких как парижская «Русская Мысль» или нью-йоркское «Новое Русское Слово», но и «Правды» и «Известий», причём со дня их основания. Доступ свободен для всех, никаких бумажек не требуют. Помню, как во времена застоя осаждали Славянский отдел советские гости, видимо, без академических допусков.

По мере того как англоязычные книги вытесняли русскую литературу с полок моей домашней библиотеки, я относил в «публичку» многотомные подписные издания – Паустовского, Чехова, Луначарского, Блока, Эренбурга. Шеститомник Куприна тоже сдал после того, как израильский журнал «22» напечатал письма Суворину с юдофобскими откровениями автора «Гамбринуса».

Дарить не только приятно, но, в данном случае, и выгодно. «Публичка» книги принимает с благодарностью в виде справки об их стоимости - для списания с налогов.

Желая проиллюстрировать зарисовку звуками шелестящих страниц и приглушённых голосов, я включил магнитофон посреди гигантского читального зала. В то же мгновенье подошла леди с повадками инструктора обкома партии и приказала выключить диктофон, поскольку оказалось, что там запрещается как видео-, так и аудиозапись. Я пробовал, что называется, «права качать», мол, я репортёр, а это - общественное место, но тут подоспел дюжий полисмен. А с ним спорить - опасно для здоровья… Но это всё – внутри библиотеки, а на улице перед ней художники предлагают свои работы, порой – талантливые. На тех развалах я однажды напал на замечательные коллажи Пенелопы Вайз на темы произведений Сервантеса и Библии. К главному входу с могучими коринфскими колоннами и мраморными львами ведёт знаменитая лестница «публички». На её ступенях, как птички на проволоке, сидят влюблённые пары и студенты с учебниками.

В «тылу» Публичной библиотеки – Брайант-парк, известный не только своими ежевесенними бесплатными показами моды, но и самыми дешёвыми в городе памятниками. За 150 долларов на одну из парковых скамеек прикрепят бронзовую табличку с именем, названным спонсором. Славится Брайант-парк и тем, что первым в Нью-Йорке запретил курение на открытом воздухе. Для нашего брата-курильщика отвели отдалённый пятачок. На изгоев сочувственно взирает с угла 42-й улицы старинный сигарный магазин «Нат Шерман». Туда я и направился из «публички», чтобы отвести душу выдержанной никарагуанской сигарой «Роки Пател».

Полную версию зарисовки нашего корреспондента в Нью-Йорке Юрия Дулерайна слушайте в информационно-аналитической программе «Хроника дня».