DW: Россия в последние годы (причем не только люди власти) с нарастающим недоверием относится к внешним влияниям, снова видит себя в кольце врагов… И вместе с тем - граница вовсе не на замке, как в советское время. Так речь идет об открытом или закрытом обществе?

Илья Калинин: Современная Россия - все более закрывающееся общество. Общество, все более разочаровывающееся - порой не без оснований - в идеалах открытости, экономических, политических, культурных. Но что еще более важно, современное российское общество - это общество, которое все больше совпадает с государством, превращаясь в его все более правильно выстроенную проекцию. Это означает, что предлагаемые государством и приватизировавшей его политической элитой социокультурные практики, содержательные ориентиры, актуальная тематическая повестка и так далее все более последовательно усваиваются обществом как его собственные.

Другие имена открытости - сложность и автономия. И то, и другое требует дополнительных усилий, предполагает определенную цену, которую необходимо платить тем, для кого сложность, автономия, осознанный и свободный выбор имеют достаточно высокую значимость. Всегда есть соблазн отказаться от этой цены как от слишком высокой. Тем более в ситуации, когда на компрометацию ценностей открытости направлены усилия всех государственных институций. В результате складывается новый общественный договор, согласно которому государство последовательно монополизирует доступ ко всем возможным ресурсам, получает разного рода ренту, являющуюся эффектом этой монополизации, а потом перераспределяет некоторую часть этой ренты в пользу тех, кто готов жить и работать в границах дозволенного.

- Но ведь страна как будто открывалась, и даже не так давно... Что же произошло?

- В периоды исторических изменений основной потенциал инноваций зачастую концентрирует в себе сфера неформальных отношений. Так было и в 1990-е, когда зона бурной общественной активности с формально непрописанными правилами поведения и коммуникации охватила практически все сферы: от политического представительства до экономических стратегий, от современного искусства до криминала. Но неформальность, которая могла бы стать ресурсом творческой инициативы, органического роста автономных институций, внутренней дифференциации социокультурного порядка, оказалась монополизирована государством (или в иной перспективе - приватизирована находящейся у власти политической элитой).

В результате режим неформальных отношений стал работать исключительно в интересах правящей группы, обеспечивая непрозрачность принятия решений, теневую смычку власти, капитала и силовых органов, господство личной воли сильного над правом. Сегодня неформальные практики перестали быть генератором нового и лишь закрепляют существующее status quo: они либо работают на благо элиты, либо поставлены вне закона, либо маргинализированы как компенсаторные механизмы выживания. Так что ответ на вопрос, кто стремится "закрыть" Россию, довольно очевиден. Для ее нынешней элиты это вопрос воспроизводства собственного положения.

- Почему это не вызывает активного общественного сопротивления?

- Открытость стала восприниматься как часть скомпрометированного либерального языка, прикрывающая внешнеполитическую слабость, экономическую зависимость, отказ от социальных гарантий государства, пренебрежение историческим прошлым и национальной традицией. Именно от этих вещей общество с энтузиазмом готово "закрыться". Проблема в том, что все эти реально существующие проблемы сами связаны с закрытостью, с нежеланием или неготовностью вступать в диалог с другим, рационализировать собственные действия и предпочтения, нести ответственность за свою субъективную позицию и требовать такой же ответственности государства за его действия...

- Как быть, что делать той части общества, которой менталитет осажденной крепости чужд? Уезжать? Жить в состоянии осады?

- Выбор делает не общество и даже не его часть. Выбор делают отдельные люди. Кто-то уезжает, кто-то колеблется и ждет, что будет дальше, для кого-то отъезд связан с таким количеством внутренних переживаний, что возможен только в самом крайнем случае. Естественно, речь здесь о тех, кто без энтузиазма оценивает происходящее в последние годы в России. Патриотический консенсус, прочность которого постоянно подчеркивается в медиа и выступлениях официальных лиц, - иллюзия и эмоциональный паллиатив, лишь временно позволяющий компенсировать неудовлетворенность повседневным положением дел.

Неутешительная реальность рано или поздно возьмет свое и заставит реагировать на так и не решенные проблемы, - и ссылки на победы на Куликовом поле и Курской дуге решить их не помогут. А стремление удержаться у власти, "подморозив" историю, узурпировав доступ ко всем возможным ресурсам и заблокировав любые виды активности, субъектом которых не является государство, неизбежно приведет к масштабному кризису. Все, что остается противопоставить его приближению, - заниматься своими прямыми профессиональными делами, не переставая помнить о совместном гражданском деле, состоящем в том, чтобы защищать общее и открытое для всех от попыток государства поставить его под свой контроль, превратив в очередной ресурс поддержки собственной легитимности.