До недавнего времени само название «хребет Ломоносова» было знакомо лишь узким специалистам – географам, океанографам, полярникам. Однако ситуация разом изменилась, как только российская экспедиция «Арктика-2007» в составе атомного ледокола «Россия», научно-исследовательского судна «Академик Фёдоров», вертолётов и глубоководных батискафов «Мир», пробилась к Северному полюсу, взяла со дна океана пробы грунта и установила на глубине 4261 метр изготовленный из титанового сплава российский государственный флаг. После чего Россия недвусмысленно дала понять, что всерьёз претендует на эту приполярную территорию, а самое главное, на месторождения полезных ископаемых, которые, возможно, скрыты в недрах на дне океана. По возвращении в Москву руководитель экспедиции, вице-спикер Госдумы Артур Чилингаров заявил, что Арктика всегда была и останется российской, добавив, что ему наплевать, что говорят по этому поводу зарубежные политики. Понятно, что такие заявления вызвали острую реакцию. Немецкий геофизик Кристиан Райхерт (Christian Reichert), эксперт Федерального ведомства по наукам о Земле и полезным ископаемым в Ганновере, говорит:

Русские с большой помпой водрузили этот свой флаг на дно океана в точке географического Северного полюса. В правовом отношении это не имеет ни малейшего значения, но они как бы послали всем символический сигнал, что застолбили участок. Кроме того, это, конечно, весьма значительное техническое достижение – под слоем льда погрузиться на батискафах на такую большую глубину, – и они всем продемонстрировали, что обладают этими возможностями.

С тех пор прошло чуть больше месяца, но шумиха не только не улеглась, но напротив, продолжает разгораться и даже расширяет географию. Ведь речь идёт не о символическом жесте вроде водружения американского флага на Луне, который в обозримой перспективе не будет иметь ни малейшего практического значения, а о вполне конкретных национальных интересах экономического характера. Правда, пока никто не может сказать точно, какими именно полезными ископаемыми богата Арктика и каковы объёмы этих гипотетических месторождений. Впрочем, группа американских правительственных экспертов опубликовала недавно заключение, согласно которому в районе Северного полюса находятся до четверти всех пока не разведанных мировых запасов нефти и газа. А по оценке российских специалистов, арктические запасы нефти и газа составляют около 100 миллиардов тонн – вдвое больше, чем на территории континентальной России. Правда, крайне суровые климатические условия полярного Севера делают даже разведку таких месторождений, не говоря уже об их разработке, делом в техническом отношении чрезвычайно сложным, а в экономическом отношении столь дорогим, что вся эта затея себя – пока – не окупит. Но нефть и газ дорожают, потому что спрос на них растёт, а их запасы в более доступных регионах нашей планеты постепенно истощаются; в то же время технология буровых работ совершенствуется, а глобальное потепление климата приводит к таянию полярного ледяного панциря, так что вполне возможно, что со временем вопрос о коммерческой разработке арктических запасов полезных ископаемых обретёт сугубо практический характер. Поэтому неудивительно, что сразу вслед за российской экспедицией в полярный регион двинулся датский ледокол «Оден», одновременно с визитом в арктические края наведался премьер-министр Канады Стивен Харпер (Stephen Harper). На соответствующие районы Арктики, общая площадь которой составляет около 27-ми миллионов квадратных километров, претендуют также Норвегия и США. Не исключено, что с аналогичными притязаниями рано или поздно выступят также Финляндия, Швеция и Исландия. Действующая сегодня конвенция ООН по морскому праву закрепляет за приполярными странами территорию океанского дна в пределах их экономических зон, которые ограничены 200 морскими милями от побережья материка и островов. В то же время любая из этих стран может претендовать на расширение этих границ, если докажет, что её континентальный шельф простирается за пределы её экономической зоны. Именно на это и делает ставку Россия – она намерена в ближайшие 2-3 года собрать и представить в ООН данные, подтверждающие, что значительная часть арктического морского дна и, в частности, хребет Ломоносова являются непосредственным продолжением сибирской континентальной плиты. И все прочие заинтересованные страны также будут теперь пытаться доказать, что хребет Ломоносова – это продолжение именно их континентального шельфа. Кристиан Райхерт говорит:

Доказать это будет очень нелегко. Прежде всего, в силу царящих там условий. Во-первых, это просто очень далеко, туда трудно и дорого добираться и доставлять грузы, то есть проблемы логистики могут оказаться практически неразрешимыми. Во-вторых, там очень холодно, да и льды ведь пока не растаяли, мощный ледовый панцирь препятствует буровым работам. То есть сбор данных, которые могли бы послужить убедительным аргументом в споре, – это дело чрезвычайно трудоёмкое, долгое и дорогое.

А ведь исследователи должны будут доказать, что материк переходит в хребет Ломоносова без каких бы то ни либо разломов в горной породе. Такое доказательство потребует не только обширных сейсмологических исследований, но и бурения огромного множества глубинных скважин в разных точках – и всё это под паковыми льдами. Это задача неимоверной сложности. До сих пор учёным удалось пробурить лишь одну-единственную такую скважину – было это в 2004-м году и потребовало совместной работы двух ледоколов и специального бурового судна. Прежде чем исследователи добрались до горной породы как таковой, им ещё пришлось преодолевать плотный слой глубоководного ила толщиной в 400 метров – столько его осело за миллионы лет. Поэтому не только водружение титанового флага, но и доставка проб грунта с морского дна российской экспедицией – жест хоть внешне и эффектный, но ровным счётом ничего не доказывающий, – говорит Кристиан Райхерт:

С помощью батискафа можно собрать лишь пробы грунта с поверхности, в крайнем случае, применив небольшие гидравлические устройства, слегка углубиться в морское дно, но это не может служить доказательством. Потому что всё, что просто лежит на дне, могло попасть туда самыми разными путями. Такие пробы не позволяют вам судить о том, к какому материку относится хребет Ломоносова.

Это можно выяснить бурением множества глубинных скважин вдоль стыка хребта и континентальной плиты. Но такая работа экономически убыточна – во всяком случае, пока. К тому же и само существование столь крупных месторождений представляется всё же сомнительным, – полагает Райхерт:

Все имеющиеся на сегодня оценки носят статистический характер. Берутся похожие геологические породы, данные по ним экстраполируются на соответствующие площади, и из этого делается вывод, что тут должно быть столько-то никеля и столько-то кобальта.

Многие из уже разведанных и более доступных месторождений сегодня не разрабатываются, потому что это экономически невыгодно, – напоминает Райхерт. – Что уж тут говорить о неведомых арктических месторождениях. Да что там никель или кобальт, при нынешних технологиях добычи даже нефть и газ со дна Северного ледовитого океана не сулят большой прибыли. Разработка таких месторождений – дело далёкого будущего.

А теперь – к другой теме. Казалось бы, что может быть рациональнее экономики? Но датские исследователи решили выяснить, какую роль играет психология участников экономического процесса. Когда в Германии на смену марке пришёл евро, едва ли не все немцы заговорили о резком скачке цен, хотя статистика подорожания не отметила. По словам Жана-Роберта Тюрана (Jean-Robert Tyran), профессора экономики Копенгагенского университета, этот широко распространённый феномен связан с тем, что люди путают номинальную стоимость денег с их реальной стоимостью, то есть покупательной способностью:

Некоторые цены гораздо заметнее остальных. Люди помнят, сколько стоит кружка пива, или стрижка, но они не смогут назвать цену шнурков для ботинок или автомобильной страховки. И если такая бросающаяся в глаза цена выросла, это воспринимается как инфляция. Такие заблуждения – интересное поле для исследования.

Профессор Тюран решил выяснить, какие психологические феномены и как влияют на рыночные процессы. Для этого он собрал группу добровольцев и предложил сыграть в придуманную им игру – некое подобие «монополии»:

Мы предложили людям в роли владельцев компаний установить цены на свою продукцию. Их прибыль зависела от собственных цен и цен других фирм – участников рынка. Затем мы повышали или понижали номинальную стоимость их виртуальных денег, имитируя этим инфляцию или дефляцию, и смотрели, как цены реагируют на этот так называемый монетарный шок.

При этом участникам игры приходилось решать дилемму, с которой они часто сталкиваются и в реальной жизни. Профессор Тюран говорит:

Дилемма в ходе эксперимента возникает в связи с тем, что появляются стимулы следовать за большинством. Если, скажем, другие компании не снижают цены, вы тоже постараетесь их не снижать, ведь в противном случае у вас, возможно, количество клиентов возрастёт, однако прибыль может и уменьшиться. Таким образом, получается, что ваши действия в значительной степени зависят от ваших ожиданий в отношении действий других фирм.

Именно это мы и наблюдаем на бирже: курсы ценных бумаг формируются под воздействием ожиданий того, что сделают – или не сделают – другие участники рынка. Это нередко приводит к совершенно иррациональным результатам. В опытах профессора Тюрана здравомыслию тоже пришлось бороться с абсурдом:

То, что многие люди путают номинальную стоимость денег с их реальной стоимостью, не вызывает сомнений. Но экономиста интересует другой вопрос: когда это отражается на состоянии рынка. Наши эксперименты свидетельствуют о том, что иногда отражается, а иногда нет. Очень многое зависит от того, в чём конкретно состоит это самое искушение следовать за большинством. Если преобладает желание плыть против течения, то в наших экспериментах рациональные действия участников рынка полностью компенсировали влияние иррациональных действий, так что усреднённый результат решений выглядят так, будто все участники рынка действовали строго рационально.

Подход профессора Тюрана позволяет объяснить и вечные колебания цен на рынке недвижимости, поскольку за ними кроются всё те же иллюзорные представления о реальных ценах. Это те самые иллюзии, которые, скажем, заставляют человека, получившего 3-процентную прибавку к жалованию, совершать больше покупок, хотя цены на товары одновременно поднялись на 5 процентов. Играет важную роль и ещё один психологический эффект: проигрыш некоторой суммы обычно вызывает более сильные эмоции, чем выигрыш такой же суммы. Наконец, широко распространено заблуждение, будто рассрочка кредита на десять лет выгоднее, чем на пять, потому что в первом случае месячные взносы существенно ниже. Вот все эти механизмы, вместе взятые, и мешают покупателям недвижимости действовать рационально, а это, в свою очередь, чревато непредсказуемыми взлётами и падениями цен на рынке.

И в заключение передачи – о том, как британские инженеры намерены снизить уровень шума, производимого ядерным магнитно-резонансным томографом. Свой метод они представили на прошедшей летом в Солт-Лейк-Сити ежегодной сессии Американского акустического общества. Надо сказать, что компьютерный томограф на основе ядерного магнитного резонанса имеет перед рентгеновским томографом одно существенное преимущество: пациент не подвергается радиоактивному облучению. Но зато ему приходится долго лежать в узкой трубе и терпеть оглушающее громкий скрежет:

Причина грохота – в конструкции прибора, – поясняет Дебора Холл (Deborah Hall), сотрудница Института изучения слуха в Ноттингеме:

Пациент подвергается воздействию сильного магнитного поля. Оно упорядочивает ориентацию ядер атомов водорода, обладающих магнитным моментом. Если теперь приложить ещё и переменное электромагнитное поле, то при определённых условиях начинается процесс резонансного поглощения энергии ядрами атомов водорода. А поскольку разные ткани человеческого тела содержат разное количество воды – от 12-ти процентов в костях до 83-х процентов в сером веществе мозга, – то эти магнитно-резонансные проекционные данные позволяют получать достаточно чёткие изображения отдельных органов. Электромагнитное поле получают с помощью катушек, по которым пропускают сильные переменные токи. Побочный эффект состоит в том, что катушки начинают вибрировать, издавая вот эти самые неприятные звуки.

До сих пор попытки справиться с проблемой сводились к использованию гасящих вибрацию амортизаторов, шумопоглощающих материалов и даже вакуума. Дебора Холл и её коллеги пошли иным путём:

Наша технология нацелена на восприятие шума пациентом, проходящим обследование в томографе. Сам прибор издаёт столько же шума, сколько и прежде, но до пациента доходит гораздо меньше шума. Принцип таков: микрофон регистрирует шум, компьютер анализирует этот сигнал и в режиме реального времени генерирует антисигнал, то есть звук такой же амплитуды и с таким же частотным спектром, но в противофазе. Этот антисигнал подаётся на наушники, которые надевает на голову пациент – в результате шум и антишум взаимно гасятся, нейтрализуются.

Такой приём уже давно используется в автомобиле- и вертолётостроении. Но для того, чтобы адаптировать его к магнитно-резонансному томографу, британским инженерам пришлось поломать голову:

Поскольку в томографе используется очень мощное магнитное поле, мы не можем применять в конструкции металлические детали. Это привело бы к искажению результатов диагностики. Поэтому мы применяем оптический микрофон и наушники из пластмассы.

Разработанный британскими инженерами прототип позволяет снизить уровень воспринимаемого пациентом шума на 20 децибел, то есть примерно в 4 раза. Одна из фирм-производителей томографов уже проявила интерес к патенту. Но на рынок эта технология выйдет не раньше чем лет через пять.