На прошедшей во Франкфурте международной книжной ярмарке как всегда представляло свои книги и "Новое литературное обозрение" - ведущее интеллектуальное издательство России. С каждым годом тематический диапазон, жанровое многообразие книг, которые оно выпускает, становится все шире: художественная литература - и научная литература, сборники стихов - и работы психоаналитиков... Это нормальное явление, считает главный редактор "Нового литературного обозрения", его создатель Ирина Прохорова.

Ирина Прохорова: Собственно, идея издательства - это идея модернизации гуманитарного знания в России. Мы стараемся уловить все самое интересное, что происходит в разных сферах гуманитарного и социального знания. Поэтому волей-неволей диапазон расширяется: появляется, например, все больше интересных работ на стыке дисциплин. Мне кажется, сфера гуманитарного знания преодолела неизбежный период ученичества, когда в течение многих лет россияне должны были дочитать книги, которые не прочли в свое время, познакомиться с мировыми трендами... И вот сейчас (я бы сказала: вопреки печальным политическим тенденциям) на сцену выходит новое поколение исследователей-интеллектуалов, которые пишут интересные и уже не подражательные тексты. Эта серьезная попытка оригинального и глубокого анализа меня очень радует. И хотелось бы, чтобы сегодняшняя, скажем так, реакция, идущая в стране, не затоптала эти всходы.

Это наша миссия - пропагандировать российскую интеллектуальную мысль, ну и, разумеется, переводить и публиковать все лучшее, что есть в мировой интеллектуальной литературе. Последнее время в России опять возобновились разговоры о самобытности, особости... Я, в принципе, ничего против не имею: любая страна - особая и самобытная. Но ведь самобытность как раз достигается на перекрестке идей, когда знания и мировой опыт, которые вы перерабатываете, становятся частью вашего багажа, и вот здесь создается что-то оригинальное. Если мы закрываем доступ к информации, если люди не могут получать вовремя идеи, то никакой самобытности не получается, а происходит откат назад, в культурный провинциализм.

DW: В издательской программе этого года особенно много книг, в которых речь идет о переменах, переломных моментах, катаклизмах... Это не только двухтомный "Август, ХХ век", но и "Переломные восьмидесятые в неофициальном искусстве", "Театр эпохи перемен" и так далее... Это целенаправленный выбор или просто "так получилось"?

- Авторы приносят, предлагают нам свои тексты, и, конечно, многие из них связаны с переломными эпохами. Что касается специального проекта "Август, ХХ век", то это была моя идея - попробовать посмотреть на трансформацию жизни частного человека во времена катаклизмов. Ведь почти все драматические события, катаклизмы происходили в ХХ столетии именно в августе: от начала Первой и Второй мировых войн до распада коммунистического пространства. Мы хотели посмотреть, что было безвозвратно потеряно именно в жизни отдельного человека, и через это оценить социальные и политические катаклизмы.

- Еще одна, так сказать, генеральная линия - книги о мифотворчестве советской эпохи. Это и классическая музыка, и повседневная жизнь, и книга о режиссерах-семидесятниках, чьи авторские театры стали широко известны в 1980-е годы, и вообще специфика позднего социализма...

- У нас действительно выходит немало таких книг. Одним из первых наших крупных проектов было двухтомное издание про 1990-й год, в котором мы, взяв последний год советского существования, пытались сопоставить советское общество и общество, которое нарождалось. Очень интересно, как послевоенное советское общество начинало постепенно разрушать тоталитарную решетку. Как происходила индивидуализация жизни, как менялись представления о ее норме и качестве, как человек пытался расширить пространство приватного существования, чтобы государство не влезало в его жизнь. И как новые интеллектуальные идеи проникали в Советский Союз, несмотря на все запреты и заслоны, как языком искусства передавались новые идеи, в том числе политические. Ведь в советское время вообще не было общественно-политической жизни: ее узурпировала тоталитарная верхушка. Площадкой, где вырабатывались новые смыслы, стало искусство.

И так постепенно общество переросло тоталитарную модель. Мы сейчас видим, к сожалению, попытку отката к тоталитарной модели, но я верю, что это невозможно. Тот большой путь, который прошло общество, должен оставаться в сознании и подсознании.

- Обычно период, как тогда говорили, "зрелого социализма" рассматривают в категориях противопоставления: официальное искусство - и неофициальное, публичные речи - и разговоры на кухне, государственный соцреализм - и самиздат... Считаете ли вы, что такой подход продуктивен, или он себя исчерпал?

- Я бы сказала так: все последние 30 лет существования Советского Союза сами современники говорили об этой дихотомии. То есть ее нельзя просто игнорировать. Для людей это были очень важные маркеры - причем не только политические, но и эстетические. Но сейчас, конечно, понятно, что эти водоразделы были довольно условными. Надо смотреть, что удавалось вывести в публичное пространство, какие потери при этом были, какая степень свободы существовала, скажем, в самиздате...

Трагизм поколения в том, что смогла состояться лишь небольшая часть талантливых людей. Многие уходили из публичного пространства в истопники, сторожа. Они, с одной стороны, обескровили режим, но для них самих это была во многом трагедия, потому что люди с амбициями, талантом не могли себя реализовать. И вот эту драму необходимо исследовать и, конечно, найти для этого более тонкие инструменты.

- Среди ваших внутрииздательских брендов есть бренд liberal.ru. Либерал - слово сегодня ругательное для значительного числа россиян.

- Этот проект - совместный с фондом "Либеральная миссия". Я скажу так: для меня либерал - совсем не ругательное слово. А то, что это понятие пытаются сегодня дискредитировать... Пусть это останется на совести тех, кто это делает. Кстати, люди чаще всего повторяют какие-то бранные эпитеты по отношению к либеральным ценностям, не очень себе представляя, о чем собственно идет речь. А если с ними поговорить, то выясняется, что в своей жизненной практике они, в общем-то, эти ценности исповедуют. Потому что, увы, в 1990-е годы многие отрицательные процессы, происходившие в обществе, которые никакого отношения к либеральным ценностям не имели, получили эту нашлепку. И нам приходится начинать сначала, заново объяснять суть либеральных ценностей и важность демократических изменений. Можно спорить об их границах, о месте либеральных ценностей в современном обществе, но дискредитировать само это понятие я считаю недостойным.