По мнению доктора исторических наук, руководителя Центра устной истории и биографии общества "Мемориал", сегодня вновь остро стоит вопрос недопущения написания истории без исторических источников, как это было в Советском Союзе.

Deutsche Welle: Дело архангельского историка Михаила Супруна, которого обвиняют в нарушении неприкосновенности частной жизни, привлекло внимание к проблеме доступа ученых к архивным данным. Какие изменения произошли за последнее время в вопросе доступа к архивам?

Ирина Щербакова: Надо сказать, что закон об архивах, принятый в 1992 году, был очень хорошим демократическим законом. Он обеспечил открытие архивов и доступ к ним исследователей. Особенность нашей архивной системы состояла в том, что очень много документов находилось на секретном хранении без всяких сроков давности. Этот закон открывал все архивы, связанные с политическими репрессиями, делал доступным передачу документов из ведомственных архивов в государственные архивы, я имею в виду, прежде всего, архив Комитета государственной безопасности, который потом был превращен в ФСБ и военные архивы, архивы МИДа.

За 1990-е годы благодаря этому закону исследователям удалось узнать много новых фактов. Например, мы знаем цифры террора, мы знаем, как осуществлялись политические репрессии. Были найдены, наконец, вещи, которые скрывались многие годы, например, документы по расстрелу польских офицеров в Катыни, я уже не говорю о знаменитых секретных протоколах пакта Риббентропа-Молотова. Но постепенно, с отказом от демократических реформ стало меняться отношение к прошлому, стало меняться и отношение к архивам.

- О каких именно изменениях можно вести речь?

- Возникли дополнительные указы и инструкции, например, "Закон о государственной тайне", "О личной тайне", которые могут всегда служить основанием для того, чтобы не выдавать документ.

Кроме того, возникла общая историческая политика, в которой должен быть нарисован положительный образ прошлого. И как только это стало неким элементом государственной политики, то все документы, связанные с политическими репрессиями и другими разоблачениями системы, под разными предлогами становились все более труднодоступными. Конечно, без документов доказать какие-то вещи сейчас довольно трудно.

Например, недавно внук Сталина обвинил "Новую газету" в том, что нельзя называть Сталина людоедом и кровавым тираном. И пришлось снова обратиться к архивам, искать и делать копии подтверждающих документов, на которых стоит подпись Сталина - например, показать список из 40 тысяч человек, лично приговоренных к расстрелу Сталиным во время большого террора, и лично подписанный им.

- Историк Михаил Супрун осуществил сбор информации о частной жизни пяти тысяч спецпереселенцев, которые были вывезены на север в тридцатых годах прошлого века. Его обвиняют в том, что не было получено согласие потомков спецпереселенцев на сбор информации. Это тревожный сигнал, с вашей точки зрения?

- История с Михаилом Супруном явилась первым камушком, но мы надеемся, что это не станет лавиной. Сейчас это судебное разбирательство очень важно, потому что ничего противозаконного по сравнению с тем, что делалось в 1990-е годы, Супрун не делал. Ведь сотни русских и зарубежных историков работали в наших архивах, публиковали документы. Чем занимался Супрун? Судьбами немецких военнопленных. Он работал с немецким Красным Крестом, и эта практика стала совершенно обычной за эти годы, потому что такие вещи можно решить только совместными усилиями. Иначе как можно было бы осуществить выплаты сотням тысяч так называемых остарбайтеров или угнанных на принудительные работы в Германию людей? Ведь они должны были предъявлять свои документы, подтверждающие, что они были в Германии, и им не всегда удавалось найти эти документы здесь. Нужно было связываться там и с Красным Крестом, и с разными немецкими организациями.

То, что дело Супруна может быть использовано как прецедент для того, чтобы мешать работе историков, - на мой взгляд, и на взгляд "Мемориала", чрезвычайно опасное и тревожное явление. Мы уже проходили этот период советской жизни, когда нельзя было заниматься историей. Историк не может работать без источников. И мы не должны допустить возвращения к тому, чтобы писать историю без источников.

- Какие архивы, с вашей точки зрения, должны быть обязательно раскрыты?

- Мы можем говорить не о закрытых, а о труднодоступных архивах. Например, есть архив ФСБ, где хранятся многие материалы, связанные с политическими репрессиями. Ведь у нас было репрессировано около 4 миллионов человек по политическим обвинениям.

В ряде регионов очень хорошо работают, например, бывшие партийные архивы, которые сейчас переименованы в центры хранения современной документации. Гораздо труднее работать в так называемых ведомственных архивах, которые не передавали своих документов на государственное хранение, особенно тех документов, которые связаны с политическими репрессиями. Это и архив МИДа, и МВД.

Очень трудно работать с документами, связанными с репрессиями во время войны в армии, с деятельностью военных трибуналов. Ведь очень многих людей расстреливали на месте как дезертиров без реальных обвинений, когда люди дезертирами не являлись. Десятки тысяч людей могли стать жертвами репрессий во время войны, репрессий совершенно неоправданных. Эти люди не реабилитированы!

- С чем вы связываете ухудшение ситуации с возможностью доступа к архивам?

- Как это часто бывает в России, все происходит без каких-то прямых указов, без прямых инструкций. Конечно, иногда есть прямые указы, но очень часто наши чиновники еще со времен советской власти привыкли улавливать из воздуха то, что хочет начальство. И это тренд, это такое движение в сторону создания героически-позитивного образа нашего прошлого.

Если говорить о войне, то 9 мая 2010 года - это последняя наша круглая дата с живыми участниками войны. И сейчас важно превратить историю войны в историю победы. И этот ложно понимаемый патриотизм, инструментализация истории, сигналы, которые исходят от высокопоставленных чиновников, конечно, улавливаются очень хорошо и архивами.

Сейчас советскую историю стараются заменить мифом. Мы видим, что у нас опять из всех дыр, как черт из табакерки, вылезает Сталин, когда победа в войне снова приписывается "эффективному менеджеру". Сегодня есть много людей, которые готовы оправдывать репрессии. Все это очень опасные тенденции.

Беседовал Морозов Сергей
Редактор: Сергей Гуща