Знание о прошлом – и приближение, и укрупнение этого прошлого. Нет, мы ничего не можем изменить в этом прошлом, но мы узнаём его куда лучше, подробнее, чем знали современники. В нехитрой истине этой может убедиться всякий, кто обратиться к документальной серии берлинского издательства «Цайтгут». Несколько недель назад в «Цайтгуте» под редакцией Юргена Кляйндинста (Jürgen Kleindienst) вышла переписка Ирены и Эрнста Квикингов, в послевоенные годы – владельцев цветочного магазина. Переписка обыкновенных, хотя, надо сказать, и очень удачливых людей. 1600 писем занимают всего-навсего 177 страниц книги небольшого формата, но присутствуют они и на компактном диске – в нелиняющем первозданно-виртуальном виде. Интересна переписка, однако, тем, что это – редчайший случай полностью сохранившейся полевой корреспонденции. Издательница компактного диска Катрин Килиан рассказывает.

Катрин Килиан:

Я пришла к этой теме, получив в наследство от матери письма моего деда. Я прочитала их и приняла решение начать научную обработку этого и родственного ему материала. Я нашла в этих писмах много такого, о чем не могла прочитать ни в научной литературе, ни в официальных современных документах. Это была повседневность войны.

Наша сегодняшняя собеседница – немецкая исследовательница из Технического университета города Берлина Катрин Килиан, создательница единственного в своем роде электронного архива – архива полевой почты.

http://www.feldpost-archiv.de/

Оригиналы десятков тысяч писем хранятся во многих музеях,

http://www.dhm.de/lemo/html/wk1/kriegsverlauf/feldpost/

в том числе и в музее коммуникации в Берлине. Почему вдруг Катрин Килиан, специалистка в области массовых коммуникаций обратилась к такому индивидуальному, в высшей степени субъективному историческому источнику, как солдатское письмо?

Катрин Килиан:

Письмо - это индивидуальный медиум, но во время второй мировой войны частная переписка превратилась в средство массовой коммуникации. Поэтому меня, как специалистку в области массовых коммуникаций эта тема заинтересовала профессионально.

Судя по подсчетам сотрудников архива «полевой почты», средством массовой коммуникации полевая почта стала задолго до второй мировой войны. Уже в франко-прусской войне 1870-1871 годов было отправлено более 100 миллионов писем. А в первую мировую войну – почти 30 миллиардов, во вторую, по оценкам сотрудников архива, до сорока миллиардов единиц полевой почты.

Вот что незадолго до первой мировой войны было написано о полевой почте в русском энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона (эта энциклопедия была, между прочим, детищем российско-германского совместного предприятия):

«В военное время в районе действия армии учреждаются: полевая главная почтовая контора для сортировки корреспонденции, посылаемой в армию и из армии. Полевые корпусные конторы при каждом корпусе для приема и выдачи корреспонденции. Полевые запасные конторы, открываемые по мере надобности с тою же целью в некоторых пунктах театра войны или при дивизиях, и почтовые подставы, устраиваемые на шоссейных и грунтовых дорогах, в расстоянии не более 25 верст одна от другой, исключительно для перевозки почты».

Создание сети не только для поддержания коммуникации внутри армии, но и для сохранения боевого духа войск, задача никак не менее важная, чем снабжение армии продовольствием и боеприпасами.

«По полевой почте могут пересылаться казённые пакеты, частные письма, узлы со звонкой монетой и бандероли. Заказная корреспонденция и закрытые ценные пакеты не принимаются. Частные посылки в армию принимаются исключительно для чинов ея и состоящих при ней учреждений. Из армии могут быть отправляемы посылки только с вещами, оставшимися после умерших. Простые письма весом до двух лот пересылаются в армию и из армии бесплатно».

Катрин Килиан:

Полевая почта как источник, житейский документ времен второй мировой войны, в европейской исторической науке изучен явно недостаточно.

http://voxlibris.claremont.edu/sc/collections/hm/rudkin.html

Чего не хватает исследователям? Нет систематических собраний. Архивы разобраны слабо. Когда я начала работать над этой темой, мне сразу бросилась в глаза скверная сохранность документов. Именно поэтому я и решила создать электронный архив. Реакция на мой проект в ФРГ, в Швейцарии и в Австрии была очень положительной. А на сообщения газет сразу откликнулись люди, в чьих частных архивах хранятся письма из полевой почты. И обладатели таких частных писем предоставили в наше распоряжение столько материалов, что наш архив в кратчайшие сроки превратился во второй по объему документации специальный архив такого рода в Германии.

Катрин Килиан:

Учтите, что полевая почта всегда была желанным трофеем для противника - и не только во второй мировой войне. Письма, захваченные вместе с военнопленным или даже найденные среди вещей и документов убитых солдат, могли оказаться источником жизненно важной информации. Это и сведения о моральном состоянии войск, о снабжении, размещении войск и тому подобное. А в России должны быть тысячи писем, особенно много - из Сталинграда, которые так и не дошли до адресатов.

Катрин Килиан:

Что касается военно-политических аспектов войны, то все они давно и хорошо изучены. Но, к сожалению, преподаватели стараются на все вопросы по истории войны ответить, опираясь на историю военных операций и политических решений. Но особенность первой и второй миовой войны как раз состоит в том, что в эти войны были вовлечены массы мирного населения. Поэтому объяснить войну, исходя из военно-политических факторов, просто нельзя. Нужно привлечь и взгляды и представления тех, кто, конечно, в военно-политическом смысле был "ничем", но кто до самого конца вынес эту войну. А это как раз и были простые солдаты.

Вопрос, который исследователь задает этим людям, точнее, их письмам, это не вопросы о давно известных военных операциях, но личное восприятие войны. Повседневность, если угодно, бытовая сторона войны. Мы не можем больше говорить об одной Второй мировой войне. Каждый солдат имел свой личный образ этой войны, воспринимал ее по-своему. И вел он себя в соответствии с тем, как эту войну воспринимал. Поэтому в исследовании полевой почты нередко собственно военно-исторические вехи отходят на задний план. В центр выдвигается личное время солдата.

«Дорогая Элли. То моё письмо, где я сравниваю жизнь в националсоциалистической Германии и большевистской России, ты уже, конечно, получила. Тому, что пишут в нашей печати о России, можно верить, с поправкой на кое-какую пропаганду. Это в самом деле ужасно, и не только теперь, а и то, что было прежде. Из рассказов местного населения мне удалось почерпнуть много сведений, хотя целостного образа не получается. Все согласны в одном: до войны здесь всего было полнó – еды, шоколада, алкоголя и всяких деликатесов. А если и бывал голод, так только потому, что были перебои с транспортом. Государство заботилось о развлечении и ублажении граждан. Рабочее время было установлено по-божески, но за опоздания карали строго – как за саботаж. Поездки по стране были запрещены – паспортный режим. Квартиры ужасные, по европейским меркам немыслимые. Дороги, правда, в хорошем состоянии, отличная железнодорожная сеть, индустриализация, рост внешнеторгового оборота. Но весь прибыток уходил на военные цели. Пролетариат и молодежь были скорее на стороне советской власти, а люди постарше, особенно те, кто хотел бы повысить свой жизненный уровень и уровень свобод, те были против правительства. Как хорошо, дорогая Элли, что наш народ проникнут таким единством и так сплочен вокруг нашего фюрера, ибо он знает, что фюрер ведет эту вынужденную войну с единственной целью дать нашему народу лучшую жизнь, а Англия и еврейски-плутократический капитализм использут Россию, лишь бы самим не нести слишком больших потерь. Но они просчитались. Наш народ исполнен воли к победе. Кстати, я слыхал, что гражданскому населению в Германии урежут продажу мяса и хлеба, но летом всё равно едят меньше, а зимняя кампания 1942 года была, надо надеяться, последней...

А победить, победить, дорогая Элли, нам придется, потому что иначе нам не избежать мести... Вот и у городка, где мы квартируем, два массовых захоронения. В одном – 20.000 евреев, в другом 40.000 русских. Сначала это шокирует, но когда думаешь о великой идее, приходится признать, что это было необходимо. Конечно, главную работу делает СС, это благодаря их усилиям здесь происходит то, что происходит. Может быть, когда-нибудь позднее мы поймём всё величие нашего времени, а может быть, и нет...»

Чтоб это осторожно высказанное сомнение могло дойти до адресата, автору письма приходится камуфлировать то, чем он действительно хочет поделиться с женой, пропагандистскими клише. А как действовала военная цензура вермахта? Рассказывает Катрин Килиан.

Катрин Килиан:

Цензура немецкой, русской и японской полевой почты была самой строгой. Вообще-то, военная цензура была у всех стран-участниц войны. Военная цензура в Германии выбирала только отдельные письма наудачу. Поэтому у нас не так уж много документов, в которых что-то вымарано цензурой. Например, есть письмо солдата от 1943 года, который описывает выход из войны Италии. Письмо дошло, но соответствующий текст в нем был замазан черной тушью и в другом месте исправлен самим автором. Так что его, по-видимому, сначала вскрыли, прочитали, потом поговорили с автором, и тот сам вычеркнул то, что не касается частной переписки. Вообще же говоря, практика германской военной цензуры исследована очень мало.

Следует сказать, что в архиве «Полевой почты», о котором мы рассказываем, хранятся и делаются в электронном виде доступными для исследователя не только собственно отправленные или оставшиеся у отправителя письма, но и великое множество дневников и каких-то иных записей, которые вели германские солдаты на Восточном фронте.

Катрин Килиан:

Да, есть целый ряд писем, которые не прошли цензуры, но, если бы эти письма попали в руки цензоров, их авторы были бы подвергнуты наказанию. Вот, например, цитата, за которую можно было просто поплатиться жизнью: "Будь проклята эта война и ......" шесть точек вместо имени Гитлера... Но цензура третьего рейха с ходом войны менялась. Вначале это была цензура, нацеленная на выявление шпионажа. Но очень скоро превратилась в чисто идеологическую цензуру. А вообще у советской и нацистской военной цензуры было много общего. Началось выслеживание нелояльных высказываний о Сталине - в СССР, о Гитлере - в Германии.

Катрин Килиан:

Не знаю, каково сейчас положение с исследованиями Второй мировой войны в бывшем СССР, но в Германии мы слышим много суждений о войне и осуждаем тех, кто её развязал, что совершенно правильно и хорошо. Младшее поколение исследователей неизбежно устанавливает дистанцию между собой и удаляющимся историческим прошлым. Задача новых поколений - понять то, что тогда происходило. А это понимание, это узнавание должно происходить общими усилиями, вместе с молодым поколением тех стран, с которыми Германия вела войну тогда. Только в совместном изучении, в выработке общей картины мы - позволю себе высказать такую мечту - сможем прийти к педагогике мира. Пока что мне известна одна-единственная совместная германо-российская публикация на эту тему, очень хорошая книга, но этого ничтожно мало при таком массиве материалов.

Праведники мира: забытые имена

Возвращаясь к мысли Катрин Килиан о «педагогике мира», мы продолжаем знакомить вас, дорогие слушатели, с именами дипломатов, которые в годы второй мировой войны нашли в себе силы пойти против строгих служебных инструкций, обеспечивали спасительными документами – визами или фальшивыми паспортами – тысячи, иногда – десятки тысяч людей, обреченных на смерть под колесами военной машины вермахта. Той самой машины, винтиками которой занимаются участники проекта Катрин Килиан, о котором мы рассказали. Сегодня имена этих людей доступны: они опубликованы на одном из интернетных сайтов, который называется Рауль Валленберг. Мы продолжаем знакомить вас с именами дипломатов стран мира, которые нашли в себе силы пойти против служебных инструкций и выписывали визы, а то и просто фальшивые документы евреям и другим беженцам, которым грозила смерть в национал-социалистических лагерях уничтожения.

В прошлой передаче я рассказывал о группе нидерландских дипломатов и генеральном консуле Японии в тогдашней столице Литвы – Каунасе, Деккере, Цвартендайке и Сугихаре, выдававших евреям «Визы Кюрасао». Тогда же, в 1940 году, британский консул в Ковно Томас Престон (Thomas Preston) выдал 400 незаконных сертификатов для проезда через Стамбул в Палестину, а еще 800 евреев снабдил фальшивыми документами, с помощью которых тем удалось перебраться в нейтральную Швецию.

Консул США в Бреслау (ныне Вроцлав) Стивен Воган (Stephen B. Vaughan) еще в 1938-1939 годах снабдил фальшивыми документами экспертов по сельскому хозяйству 700 еврейских семей, в которых, якобы, испытывали большую нужду Филиппинские острова. После второй мировой войны, которую эти беженцы провели на Филиппинах, они перебрались в основном на Восточное побережье Соединенных Штатов.

Полковник Хозе Артуро Кастелланос (José Arturo Castellanos), генеральный консул Сальвадора в Швейцарии, принял на работу беженца из Румынии Манделя-Мантелло (George Mandel-Mantello) и с 1942 по 1945 год подписал тысячи сертификатов, распространявшихся по различным каналам среди европейских евреев. Липовое свидетельство о гражданстве, оформленное с использованием подлинных печатей и бланков, тем не менее срабатывало, а с 1944 года, когда Кастелланос стал представлять интересы Сальвадора и в Венгрии, сальвадорскими гражданами удалось стать и тысячам венгерских евреев.

Георг Фердинанд Дуквиц

(Georg Ferdinand Duckwitz) был торговым атташе Германии в Копенгагене. Узнав о планах депортации датских евреев, Дуквиц, нарушив служебную инструкцию, не только известил об этом датское правительство, но с тайным визитом прибыл в Швецию, дабы организовать прием будущих беженцев в этой нейтральной стране. После второй мировой войны Дуквиц стал послом Германии в Дании.

Наконец, были и такие способы гражданского неповиновения.

Директор «еврейского отдела» при уполномоченном Германского правительства в Будапеште Герхарт Файне (Gerhart Feine), узнав о том, с какой миссией в Будапешт прибыл Адольф Эйхман, сообщил об этом дипломатическим представителям нейтральных стран, в том числе Раулю Валленбергу, а также консулам Португалии и Швейцарии. Файне сообщал о ключевых подробностях планируемых мероприятий.

Наконец, генеральный консул Китая в Вене, Фен Шан Хо. Он стал генеральным консулом в 1938 и был свидетелем паники, охватившей почти 200-тысячную еврейскую общину Австрии после поглощения этой страны нацистским рейхом. Деятельность Хо испугала посла Китая в Берлине, и тот приказал консулу прекратить выдачу китайских виз, но китайскому дипломату удавалось спасать даже тех, кто уже оказался в концлагере. Фен Шан Хо умер в Сан Франциско в возрасте 96 лет в 1997 году. Он никогда не привлекал внимания посторонних к своей венской истории, считая, что делает только то, что положено делать христианину.

http://www.raoul-wallenberg.org.ar/english/visaslife2.htm