В годы сталинского "большого террора", кульминация которого пришлась на лето-осень 1937 года, многие национально-культурные учреждения Москвы были закрыты, а тысячи работавших в этих структурах представителей творческой интеллигенции арестованы, были расстреляны или погибли в лагерях. А в первое десятилетие советской власти Москва представляла собой по-настоящему многонациональный, даже космополитичный город. Она навсегда потеряла национальное многообразие. И национальную терпимость. Об этом в интервью DW рассказывает Мария Шилова, исследователь проекта "Москва. Топография террора" организации "Мемориал".

Мария Шилова: Среди различных форм и направлений "большого террора" были репрессивные кампании, которые часто называют "национальными операциями". Но изначально они задумывались не как репрессии против национальных диаспор, не как преследования по этническому признаку, а как меры, направленные, как объявлялось официально, на пресечение деятельности на территории СССР шпионов Германии, Польши, Латвии и других стран. Отправной точкой "национальных операций" (будем называть их так) можно считать записку Сталина от 20 июля 1937 года со словами: "Всех немцев на наших военных, полувоенных и химических заводах, на электростанциях и строительства, во всех областях, - всех арестовать". И через пять дней начались массовые аресты подданных Германии.

Гораздо более устрашающие масштабы репрессии по национальному признаку приобрели после 15 августа 1938 года, когда начались аресты по "польскому" приказу НКВД № 00485, который стал, так сказать, модельным для всех последующих национальных операций.

Для Сталина это стало как бы логическим продолжением "раскулачивания". Мол, искоренить внутреннюю контрреволюцию мало, надо защититься и от внешних врагов, которые якобы развернули агентурные сети по всему Советскому Союзу и только ждут удобного момента, чтобы активизироваться и свергнуть советскую власть. Таким образом, кампания по выявлению иностранных шпионов очень быстро превратилась в репрессии против самых обычных советских и иностранных граждан, имевших прямые или косвенные связи с заграницей в прошлом или настоящем.

DW: Давайте обратимся к одному из аспектов репрессий. Чем не устраивали власть деятели культуры? Ведь, скажем, немецкий театр "Колонне Линкс" просто агитировал за советскую власть...

- В случае с национальными операциями профессия и род деятельности были не так уж важны. Если ты иностранец - ты в зоне риска, даже если уже принял советское гражданство. Так было и с актерами "Колонне Линкс", которые прибыли в Москву как политэмигранты. Вообще, "большой террор" изначально был направлен против групп, "преступных организаций", а не отдельных "врагов". В случае с национальными диаспорами, компаниями и фирмами иностранцев было очень удобно, что они работали и жили вместе: всегда можно было развить коллективное дело.

Невероятно обаятельного актера и барабанщика Бруно Шмидтcдорфа (Bruno Schmidtsdorf), снимавшегося на киностудии "Межрабпомфильм", обвинили в принадлежности к выдуманной фашистской организации и расстреляли в Бутово. Вместе с ним были арестованы многие его коллеги. А любимая актриса Брехта Карола Неер (Carola Neher), бежавшая от нацистов в Советский Союз, арестованная как троцкистка, погибла в заключении. Это лишь два имени.

Если приговор не был расстрельным, то, выжив, из лагеря, ссылки, спецпоселения можно было все же вернуться. Бывали даже случаи, когда репрессивным деятелям культуры везло. Скажем, Анна (Ася) Лацис, связанная с делом латышского театра "Скатувэ", получила десять лет. Она отбывала их в одном из карагандинских лагерей, где руководила лагерным театром. После освобождения уехала в Латвию и там работала в театре. Но стоит отметить: в ее деле содержится информация о том, что она была агентом НКВД. Среди немцев подавляющее большинство репрессированных и выживших уже после смерти Сталина уезжали в ГДР.

- Удалось ли восстановить ликвидированные, закрытые национальные культурные учреждения?

- Из тех организаций, которые были ликвидированы во времена репрессий, современных аналогов совсем мало. "Польский квартал" в Милютинском переулке Москвы сейчас не принадлежит полякам, бывший Храм Святых апостолов Петра и Павла так и не был возращен католической церкви. В 2000 году Московское латышское общество и историческая ассоциация "Латыши в России" хотели установить мемориальную доску на здании бывшего театра “Скатувэ” полностью на свои средства, но получили отказ от московских властей. Правда, многим деятелям "Скатувэ” установлены таблички участниками проекта "Последний адрес", но это "народный" проект, а не городская муниципальная инициатива.

- Как репрессии изменили культурный ландшафт Москвы? Что - кроме людей, конечно, - потеряла Москва?

- Москва навсегда потеряла то многонациональное, мультикультурное многообразие, которое сформировалось в городе в 1920-е годы. Национальные клубы, школы, театры, разного рода общественные организации, - все это подверглись ликвидации. Их имущество и здания были конфискованы, работники репрессированы. Часто постановление о закрытии этих учреждений оформлялось постфактум, когда большая часть, если не все, их сотрудники были арестованы. Все это отразилось не только на городе, но и в значительной мере на его жителях. Побочным эффектом сталинских "национальных операций" стал рост подозрительности ко всему "иному", значительный рост ксенофобии, внедрение в общественное сознание и государственную практику тенденции к изоляции от внешнего мира, представление о стране как осажденной крепости в кольце врагов. И надо сказать, что этот психологический фон еще с нами.

Смотрите также: