Каспер Кениг (Kasper König) – один из самых влиятельных людей европейского арт-мира. В течение 12 лет он возглавлял кельнский Музей Людвига. Кениг является куратором европейской биеннале современного искусства "Манифеста", которая должна пройти в Петербурге с 28 июня по 31 октября.

DW: Господин Кениг, вы согласились стать куратором "Манифесты" около года назад. Нет ли у вас ощущения, что вы сказали "да"в одной стране, а открываете выставку в другой?

Каспер Кениг: Начнем с того, что я абсолютно не соприкасался в моей жизни с Россией и знал ее исключительно по литературе. Когда зашла речь о "Манифесте" в Петербурге, я сказал: "Да, это меня интересует". Но я не ожидал, что меня выберут куратором. Полагаю, что тут последнее слово было за директором Эрмитажа господином Пиотровским. Ведь эта "Манифеста" - своеобразный подарок к 250-летию Зимнего дворца.

Словом, не успел я подписать договор, чему предшествовали два с половиной месяца переговоров о правах и автономии куратора, как был принят этот злосчастный гомофобный закон, о запрете "пропаганды". Это очень сильно изменило ситуацию: мне стало ясно, что я организую выставку там, где отсутствует гражданское общество как таковое. Каждый, кто обладает наибольшей властью или деньгами, может пропихнуть любой закон. Как недавно - и закон о запрете мата.

По моему мнению, это стратегии, при помощи которых происходит запугивание людей, отнимая у них любую надежду на будущее, на перемены, чтобы неповадно было и думать об этом! Словом, у меня было в некотором смысле чувство, будто я оказался в какой-нибудь латиноамериканской диктатуре.

- Вы пригласили для участия в "Манифесте" около пятидесяти художников, 43 из них приняли приглашение. Среди них такие ключевые фигуры мировой арт-сцены как Брюс Науман, Вольфганг Тильманc (Wolfgang Tillmans), Борис Михайлов. По каким критериям вы выбирали участников?

- По весьма субъективным. Важным было для меня, что программу работы с публикой согласилась возглавить Йоанна Варша, молодой польский искусствовед и куратор. Она, в свою очередь, сориентировала программу на художников из стран бывшего СССР: Молдавии, Латвии, Грузии, Украины. Та часть "Манифесты", за которую отвечает она, тесно связана с городской средой.

- Некоторые художники пересмотрели свое решение об участии в "Манифесте" по политическим причинам, раздавались и призывы к бойкоту выставки в Петербурге, в частности, со стороны группы "Что делать".

- Бойкот имеет смысл, если кому-то от него больно. Правительству Путина глубоко наплевать на "Манифесту". Группа "Что делать? " предложила интересный проект: речь должна была идти о строительстве высотного здания "Газпрома" в Петербурге, о том, как функционируют в данном случае политические механизмы. Но когда произошло, "взятие Крыма", Дмитрий Виленский, одни из участников и в некотором смысле менеджер группы, заявил через социальные сети: "Мы бойкотируем!" Организаторы "Манифесты" много раз встречались с группой и обсуждали проект. Мне во все этой истории не нравится то, что, выходит, политика оказалась важнее всего остального.

- Среди участников есть и известная перформансистка Елена Ковылина, с некоторых пор называющая себя поклонницей Путина...

- Одна немецкая журналистка, спросила меня, всерьез ли это заявляет Ковылина, или преклонение перед Путиным является частью ее перформанса? Я ответил: "Она всерьез. Но она никогда в жизни не отозвалась бы негативно о Pussy Riot, а только с глубоким уважением".

- Выставка проходит в Эрмитаже. Две трети экспозиции разместятся в здании Генштаба, одна треть - в основном здании. Это государственный музей, он живет по своим правилам. Как работалось и работается вам и вашей команде?

- Около месяца назад случился инцидент в связи с проектом Франсиса Алиса. Бельгийский художник, живущий в Мексике, должен был снять видео, в котором его автомобиль въезжает во внутренний двор Эрмитажа, где происходит небольшая авария. Финал этого художественного проекта - рассказ о том, как Алис со своим братом еще в 1970-1980-е годы мечтал поехать в Ленинград. Разрешение на съемку за подписью Пиотровского имелось, но шефа на месте не было - и нам сказали "нет". Шеф по телефону отдал распоряжение: "Пусть снимают завтра, когда буду я". Но я сказал: "Снимайте сейчас!" Потому что завтра музей был бы открыт для публики, были бы люди, снимать можно было бы снова только через неделю. А художники специально прилетели из Мексики в Бельгию, ехали оттуда по рассчитанному до минуты маршруту... Словом, я сказал: "Снимайте!" И это было страшное нарушение табу, которого мне никак не могут простить.

С другой стороны, из-за всех этих разногласий российская команда "Манифесты" в Петербурге уже семь недель как не получают зарплату. Там же нет профсоюзов. А у меня, честно говоря, вызывает аллергическую реакцию необходимость быть посредником между этими двумя системами: "Манифестой" с одной стороны – с их американско-позитивистскими взглядами, почти религиозной, миссионерской позицией, - и российской стороной с ее стратегией все затягивать, не выполнять обещания и так далее. В результате за месяц до открытия выставки мы зашли в тупик и дело не движется.

- Некое "столкновение цивилизаций": "Манифеста" против госмузея?

- Правильно. Скажу еще одну вещь: я - западный немец. Двадцатилетним, в шестидесятые годы, я в совершенно сознательном возрасте пережил смену эпох, когда в адрес поколения родителей, живших в нацистские времена, громко прозвучал вопрос "Что вы наделали?"

В этом заключается мое преимущество: я абсолютно отчетливо ощущаю, когда делается история, когда происходят перемены в обществе, имеющие колоссальное значение. В этих изменениях есть определенный трагизм. Петербург - невероятно красивый город с огромным утопическим потенциалом.

- В русском языке существует непереводимое слово "авось": наверное, в последний момент все как-то сложится...

- Да, мои прекрасные российские коллеги тоже так говорят. Но цена, которую за это приходится платить, слишком высока. Когда художники приезжают - кто-то на несколько дней, кто-то на пару недель, - они должны иметь возможность полностью сконцентрироваться на своей работе.

У меня есть весьма отрезвляющее ощущение, что нас "не хотят". Еще я отучился в России смотреть телевизор: даже не понимая языка, видишь, что происходит мощное промывание мозгов. Надо себя беречь.

- Еще до начала вашей работы в Санкт-Петербурге российские коллеги предрекали, что вашей основной проблемой будет укоренное в России нежелание принять новое.

- В отношении изобразительного искусства это определенно так.