"Шестьсот… Семьсот… Семьсот пятьдесят… Продано!" Аукционист Хенрик Ханштайн (Henrik Hanstein) опускает свой небольшой молоток и удовлетворенно записывает номер дамы, только что купившей за 750 евро небольшой рисунок тушью: красная цветущая ветка на белой рисовой бумаге. Дама приехала из Шанхая. Предметы старины, идущие с молотка на европейских аукционах, пользуются все большим спросом любителей искусства из Китая.

Один за другим на кельнском аукционе Lempertz выставляются: еще один старинный черно-белый китайский рисунок, две серебряные тарелочки с гравировкой, тоже китайские, и фарфоровое блюдо в китайском стиле, датируемое 17-м веком.

Лоты обзаводятся новыми владельцами и вместе с ними – хорошими шансами на "репатриацию". Более половины присутствующих в зале явно приехали из стран Азии. Ту же картину можно наблюдать в других аукционных домах Европы, где уже давно выявлены две группы покупателей, однозначно ориентированных на национальное искусство разных эпох - россияне и китайцы.

Главное – не подделка

Прошли те времена, когда любителями "шинуазери" (фарфора, безделушек, мебели в китайском стиле) были европейские аристократы. Считается, что сегодня более 95 процентов китайских лотов приобретают именно покупатели китайского происхождения. Многие из поклонников старины специально проделывают долгий путь в Европу ради крупных аукционов.

По мнению Хенрика Ханштайна, это неудивительно. Во-первых, в Западной Европе чисто физически сохранилось больше предметов китайского антиквариата, чем в самой стране, где "председатель Мао" и его "культурная революция", варварски уничтожавшая "свидетельства мрачного прошлого", свели количество старинных вещей до минимума.

Во-вторых, в условиях антикварного "дефицита" в Китае (как, кстати, и в России) в этой сфере процветает мошенничество. Подделки наводняют даже самые респектабельные антикварные магазины в Китае. Нельзя сказать, что европейские аукционы в ста процентах случаев служат гарантами подлинности, но все-таки шансы получить за большие деньги подделку здесь не так велики, как в самом Китае.

Кроме того, в Европе легче отследить происхождение вещи. Так, господин Минг специально прилетел в Кельн из Китая, чтобы купить картину вполне современного художника - признанного мастера социалистического реализма Хуан Чжоу. Господин Минг знает, что прежним владельцем интересующей его картины был немецкий коллекционер, несколько раз приезжавший в Китай в прошедшие десятилетия. Он был лично знаком с Чжоу, скончавшимся в 1997 году, сам выбирал картину в мастерской художника. Такой источник можно считать надежным. И еще одно соображение привело китайского коллекционера в далекий Кельн: в Китае такая картина снова вошедшего в моду соцреалиста стоила бы куда дороже, чем здесь, в Германии.

Китайское искусство как "новая валюта"

Впрочем, последнее слово о стоимости полотна еще не сказано. Увы, но господин Минг – не единственный, кто интересуется картиной Хуан Чжоу. Один за другим участники аукциона поднимают свои номерки. Цена растет. "Победа" остается за европейского вида молодой женщиной. Картина досталась ей за 190 тысяч евро. Вот только - ей ли? В следующую минуту она по мобильном телефону сообщает счастливую новость настоящему покупателю – жителю Пекина, который предпочел воспользоваться услугами агента, а не лично ехать в Европу.

Всплеск интереса к национальному искусству объясняется, с одной стороны, тем, что почти все состоятельные люди Китая – богачи в первом поколении. Многие из них, так сказать, "в университетах не обучались", не путешествовали, долгие годы были изолированы от иных культурных веяний. Китайское искусство, традиционное или, в крайнем случае, "соцреалистическое" для них – единственное действительно понятное и близкое. С другой стороны, в ситуации глобального финансового кризиса вкладывать в "хорошее" искусство куда выгоднее, чем в нестабильный юань или в акции. А "хорошее" – это почти всегда проверенное временем.

Автор: Ченджун Ли / Анастасия Буцко
Редактор: Виктория Зарянка