Альфред Бер (Alfred Behr), молоденький лейтенант, мечтавший стать католическим священником и мобилизованный в вермахт во время войны, попал в плен вместе с остатками своего взвода в 1945 году. Нацизм он больше чем ненавидел - презирал.

Пастор помогает Петербургу

В плену на его долю выпали суровые испытания, но Бер с теплотой и любовью пишет в своих "воспоминаниях о русском плене" (таков подзаголовок его книги) о людях, которые без ненависти, с состраданием относились ко вчерашним врагам, помогали им чем могли, подкармливали, дарили добро и сердечность.

Он и сам был таким – очень сердечным и очень добрым человеком. Далеко за пределами прихода Бера знали как человека, который много помогает больным, престарелым, социально обездоленным… С начала 1990-х годов Альфред Бер развернул широкую кампанию благотворительной помощи жителям Санкт-Петербурга (тогда еще Ленинграда) и Ленинградской области. Несколько раз он сам сопровождал в Россию огромные грузовики с лекарствами, продуктами, одеждой и смог побывать в тех местах, где когда-то располагались лагеря для военнопленных, в которых он сидел.

Тяжелый труд, суровый режим, голод, болезни и совершенно неизвестное будущее - через все это прошел и Альфред Бер. Но потом его назначили нормировщиком, что облегчило жизнь не только ему самому, но и его товарищам.

Честный фальсификатор?

Бер осваивал профессию нормировщика, что называется, "на ходу" и весьма сносно выучил русский язык. Но дело было не только в знании языка. Чувствуется (хотя автор об этом прямо и не говорит), что будущий пастор пользовался огромным уважением и доверием как у лагерного начальства, так и у своих товарищей по несчастью. Честность, чувство справедливости и прямота - эти качества и те, и другие ценили в Бере больше всего.

Определение "честный" как будто странно звучит, когда его относишь к человеку, который каждый день подделывал отчеты о проделанной работе, завышал проценты выработки, - в общем, "гнал туфту", как выражались заключенные. Но напомним: ведь речь идет о подневольном, рабском труде, порою совершенно бессмысленном, убивавшем людей в буквальном смысле этого слова.

Альфред Бер рассказывает, например, о том, как ужаснули его при первом знакомстве нормы выработки для пленных, которые строили железную дорогу в мерзлом грунте. Выполнить эти нормы было бы не под силу даже здоровым, крепким мужчинам, а тут – истощенные заключенные, которым выдавали старые, щербатые лопаты, тупые кирки и тачки с разболтанными колесами. Невыполнившие норму получали штрафную пайку и слабели еще больше…

Саботажник социалистического строительства

Кто посмеет обвинять Бера в том, что он занимался приписками, спасая людей? "Обнаружить мои махинации было довольно легко, - пишет Альфред Бер, - и мне, как саботирующему социалистическое строительство, было бы обеспечено пожизненное пребывание в Сибири". Но его не выдавали ни пленные, которые благодаря припискам получали "премии" в виде лишнего куска хлеба, ни лагерное начальство. Все "граждане начальники", включая политработников и чекистов, всё прекрасно знали, но не только закрывали глаза на обман, а даже поощряли его. Ведь от выполнения и перевыполнения плана зависели их премии и их новые "звездочки".

Просто удивительно, как быстро вчерашний немецкий лейтенантик понял, на чем держится лагерный и вообще советский режим, к которому он относился немногим лучше, чем к нацистскому. Но тем больше жалел он людей, которым, в отличие от него, освободившегося и уехавшего в Западную Германию в 1950 году, приходилось жить в таких условиях всю жизнь.

Ефим Шуман