Понятно, почему издательство Steidl решило опубликовать новую книгу Гюнтера Грасса (Günter Grass) небывалым для жанра мемуаров тиражом - 150 тысяч экземпляров. Такими тиражами издаются в Германии только бестселлеры. Причем это первое издание "Ящика". Наверняка последуют и допечатки.

Условное продолжение

Название новой книге Грасса дала старенькая, действительно похожая на ящик фотокамера, которой снимала Мария Рама - профессиональный фотограф и многолетний друг писателя. Мария Рама, скончавшаяся в 1997 году, в течение многих лет сопровождала Грасса во всех его поездках. Без ее фотопортретов не обходится ни одна из беллетризованных биографий, рассказывающих о нобелевском лауреате.

Грасс посвятил "Ящик" Марии Раме. Но о ней самой упоминается в книге лишь косвенно, в связи с самой фотокамерой, чудом уцелевшей после бомбежек Берлина и ставшей в семье Грасса своеобразным ящиком Пандоры, волшебным горшком, кувшином, в котором живет исполняющий желания джинн.

Конечно, Мария Рама и не могла стать главной героиней мемуаров. У них, как и у первой книги воспоминаний Грасса, мог быть только один герой - сам Гюнтер Грасс.

Впрочем, продолжением "Луковицы памяти" "Ящик" можно назвать лишь условно. Хронологически он действительно продолжает биографию Грасса, которая в "Луковице" заканчивалась 1959 годом. Но стилистическая концепция уже совершенно иная.

В роли отца семейства

Повествование ведется не от лица автора, а от лица восьми его детей - шести родных и двух приемных. При этом дети 80-летнего патриарха, многие из которых давно уже сами обзавелись потомством, поседели и постарели, говорят каким-то подростковым языком, чуть ли не сюсюкая, забалтываясь, пересыпая неуклюжие, обрывистые фразы молодежным сленгом, "семейными" словечками, смысл которых читатель далеко не всегда понимает. Автор сам с притворным удивлением констатирует несоответствие возраста рассказчиков их языку и манере говорить. Вот пример диалога: "Папульке никак не удавалась книга, и тогда он бросил свою тогдашнюю подругу. Он искал, искал, искал…" - "И нашел, в конце концов, еще одну женщину, которая родила ему девочку".

О своей любвеобильности (у восьми детей Грасса четыре разные матери) автор рассказывает много и, как кажется, даже с некоторым самодовольством. Впрочем, он не скрывает и того, как болезненно его многочисленные романы, уходы и приходы сказывались на детях. И тут же как бы извиняет себя тем, что всегда щедро обеспечивал и жен, и детей. Последние с трогательной дрожью в голосе говорят о гостеприимстве и хлебосольной широте отца, который, правда, нечасто играл с ними и вообще занимался их проблемами, но только потому, что был занят своей выдающейся писательской деятельностью. "Очередная попытка самооправдания! - воскликнул по этому поводу один из немецких критиков. - Только на этот раз грехи должны отпустить Грассу не читатели, как в случае с запоздавшим признанием о его службе в войсках СС, а благодарные дети".

Хотя в одном из пассажей "Ящика" Грасс кокетливо замечает, что записывает разговоры детей, в которых те "вовсе не собирались, при всей своей любви к нему, щадить отца", именно это и происходит. За тем лишь исключением, что не дети, а сам автор щадит себя.

Как расшифровать мемуары

О попытке самооправдания говорят практически все рецензенты, оценивающие вторую книгу мемуаров Грасса. Правда, некоторые относятся к этому совершенно спокойно, напоминая, что для автобиографической прозы, тем более для "чистых" воспоминаний, типично желание приукрасить прошлое и выставить себя в лучшем свете. Чаще критикуют другое: приватно-альбомный характер книги и ее читательскую неудобоваримость.

Читать "Ящик" действительно очень тяжело. Сказочно-былинное начало книги ("Жил-был отец, который, состарившись, решил позвать к себе всех своих сыновей и дочерей…") обманчиво. Не ждите связного, последовательного, сюжетного повествования. Все говорят разом, перебивая друг друга. Обрывки фраз, реплики, семейные анекдоты, намеки на какие-то неизвестные читателю события и споры, смешение времен, - все это запутывает, сбивает с толку, создает впечатление необязательности. Даже знатокам биографии нобелевского лауреата приходится расшифровывать те или иные пассажи.

Автор одной из рецензий считает, что такую форму Грасс выбрал для того, чтобы избежать обвинений в фактологическом искажении своего прошлого. Ведь рассказывает-то не он, рассказывают дети. И пусть рассказы эти вкладывает им в уста отец семейства, - придраться не к чему. То есть история с "Луковицей памяти" не повторится.

Книга для "своих"

Мне лично такое объяснение кажется слишком радикальным. Все-таки странно было бы считать трусом патриарха современной немецкой литературы. Но в том, что скандал вокруг "Луковицы" Грасса очень сильно задел, нет никакого сомнения. В "Ящике" его дети с нескрываемым презрением говорят о "борзописцах", "ловцах дешевых сенсаций", "газетных морализаторах", которых хлебом не корми, только дай куснуть гения. Стоит напомнить, однако, что после выхода в свет "Луковицы памяти" Грассом возмущались не только журналисты, но и весьма уважаемые даже по его меркам люди. Да и возмущение вызвало, в первую очередь, не то, что Грасс в семнадцать лет вступил войска СС, а то, что он более полувека скрывал этот факт, старательно культивируя представления общества о себе как о некоей моральной инстанции, безгрешном нравственном ориентире.

Как бы то ни было, но можно сказать с полной определенностью: такой острой общественной дискуссии, какая началась в Германии в связи с публикаций "Луковицы памяти", "Ящик" не вызовет.

Ефим Шуман