"Повторения 1940 года, когда наши войска не сделали ни выстрела, не будет. Мы откроем огонь с первой секунды вторжения", - предостерег во время недавней поездки в Вильнюс мой знакомый, известный литовский банкир. Он рассказал мне, что его близкий родственник вступил в полувоенное добровольческое формирование.

Молодые люди по выходным проводят тренировки, готовясь стать партизанами. "Здесь боятся, что Россия не остановится на Украине, - рассуждает финансист. - А наш опыт в двадцатом веке подсказывает - обязательно нужно сопротивляться. Вот и готовимся поддержать армию по мере сил, пока не подтянутся основные силы союзников по НАТО".

Новая холодная

Еще год назад подобный разговор мог показаться ненаучной фантастикой. Тогда в Балтии все говорили об увеличении экспорта в Россию молока и масла, о том, что не хватает специалистов со знанием русского языка, что российские туристы тратят много денег в торговых центрах и оставляют хорошие чаевые. Сегодня не только там, но и в других странах Европейского Союза и в США все чаще говорят о новой холодной войне.

Когда в 2009 году обозреватель британского еженедельника The Economist Эдвард Лукас издал книгу с таким названием, многие назвали его фантазером. Холодная война отражала противостояние двух политических, экономических и ценностных систем. Сегодня ничего подобного нет и быть не может, оппонировали Лукасу критики. Теперь кажется, что мрачные предсказания журналиста о неизбежности масштабной конфронтации между путинской Россией и Западом сбываются.

В Москве готовы к реваншу

Недавнее интервью секретаря Совета безопасности России Николая Патрушева "Российской газете" так и озаглавлено - "Вторая холодная". По сути, один из самых влиятельных и близких к президенту Владимиру Путину людей излагает официальную точку зрения, если угодно, новую идеологию российского руководства.

Оно считает, что поражение СССР в холодной войне было не закономерным результатом распада изжившей себя советской системы, а следствием американского заговора плюс соглашательской политики Михаила Горбачева и Бориса Ельцина. Слово "предательство" в интервью не звучит, но читается между строк. Соединенные Штаты объявляются едва ли не извечным врагом, события последнего года на Украине трактуются, как пьеса, поставленная Вашингтоном с целью окончательного вытеснения России с постсоветского пространства.

Назад в СССР?

По логике вещей, если одна сторона говорит, что холодная война есть, то значит, она идет. Более того, российко-украинское противостояние в Москве видят прежде всего, как конфликт с США, которые, по мнению Кремля, стоят за сменой власти в Киеве. Протвостояние в сфере ценностей, вроде бы, тоже налицо.

Президент Путин и его окружение не упускают ни одного случая напомнить, что "традиционная" Россия противостоит тому, что Патрушев в том самом интервью назвал "мифологией "европейских ценностей". Под знамена дистиллированного в московских кабинетах нового понимания "консерватизма" Кремль пытается собрать разнородных правых и левых радикалов, особенно в странах ЕС. Чем не аналог финансирования разнообразных "борцов за мир" из фондов ЦК КПСС?

Политическая система России, основанная на централизации власти и институтах-фасадах, полностью подчиненных Кремлю, разительно отличается от "сдержек и противовесов" западных парламентских демократий. Экономика, номинально капиталистическая, стремительно огосударствилась и, кажется, скоро будет нуждаться в новом Госплане.

Наконец, власти принимают меры по усилению контроля за интернетом, и, как считают многие в коммуникационной индустрии, возможно, скоро совсем перекроют доступ к социальным сетям, типа "Фейсбука" и "Твиттера". Тем временем пропагандистская машина гостелевидения давно побила рекорды советского ТВ. Добавьте к этому участившиеся разговоры о допустимости применения тактического ядерного оружия - и картина новой холодной войны окажется законченной.

Если и холодная, то другая

И все же есть нечто, заметно отличающее нынешнее положение вещей от холодной войны в ее прежнем понимании. В отличие от членов Политбюро, которые были прежде всего хранителями и интерпретаторами идеологической ортодоксии, нынешний правящий класс не только руководит Россией, он ей еще и владеет. Сохранение власти для него означает сохранение собственности.

Внешняя политика Москвы во многом направлена на защиту режима от негативных внешних воздействий. Советский Союз, хотя бы формально, был почти до самого конца революционной державой. Кремль сегодня подчеркнуто антиреволюционен. Конфликты в Грузии и на Украине служат прежде всего целям легитимации нынешней власти в глазах собственных граждан. Не допустить гипотетического российского майдана - вот ее главная задача.

В Москве одновременно хотят двух взаимоисключающих вещей: пересмотра результатов холодной войны и стабильности. Российское руководство желает, чтобы его оставили в покое и в то же время позволили активно контролировать постсоветское пространство, откуда можно ждать политических сюрпризов, подобных украинскому.

В этом главное и неразрешимое противоречие в позиции официальной России. Стабильность дома в долгосрочной перспективе несовместима с концепцией страны, как осажденной крепости. Эта новая холодная война ведется Кремлем не с наступательных, а с сугубо оборонительных позиций. С трудом верится, что Москве удастся победить в этом матче-реванше.

Константин Эггерт - российский журналист, обозреватель радиостанции "Коммерсант FM"