В первые две недели сентября в немецких средствах массовой информации доминировала тема терроризма. Начали с 30-й годовщины "немецкой осени". Но в самый разгар исторических спецпубликаций о кульминации террора "Фракции Красной армии" пришло с пометкой "молния" актуальное сообщение: в Германии предотвращены крупные теракты, которые могли иметь последствия даже более страшные, чем в Мадриде и Лондоне. Затем – шестая годовщина 11 сентября 2001 года. Опять спецпубликации и интервью с очевидцами. А на гарнир – горячие дискуссии о необходимости принять в Германии дополнительные меры безопасности.

Федеративная республика – с этим придется теперь смириться – не только тыл и база отдыха для исламских террористов, но и оперативный плацдарм, цель. С терроризмом предстоит жить и ...кому-то умирать. Ясно, что такая удача, как в начале сентября, немецким спецслужбам при всей их эффективности не будет сопутствовать всегда. Когда-нибудь будут жертвы – убитые и раненые – из числа рядовых жителей Германии. Причем, наверное, значительно большие, чем за все 28 лет террора "Фракции Красной армии", на счету которой 34 человеческие жизни.

На новую угрозу в Германии реагируют отстраненно

Но как это ни парадоксально, сейчас немецкое общество проявляет едва ли не флегматизм. Не то что во время той "немецкой осени". Тогда, после похищения председателя Союза немецких работодателей Ханса-Мартина Шляйера шла война нервов между RAF и немецким государством, публика паниковала. Предлагали реанимировать смертную казнь. В ходе опроса идею поддержало большинство населения. Предлагали публично, по одному в день, расстреливать сидевших в тюрьме "красноармейских" лидеров, освобождения которых добивались похитители.

Но почему же сегодня люди так спокойны? Они что, не понимают, что когда-нибудь немецкие правоохранительные органы не сумеют защитить их от исламских террористов? На новую угрозу в Германии реагируют без истерики, как-то даже деловито и отстраненно. Попробуем разобраться.

Любое преступление – и терроризм не исключение – наносит ущерб не только жизни, здоровью или собственности человека. Не менее важен психологический фактор, чувство превосходства преступника, которому волей-неволей подчиняется пострадавший. Об этом может рассказать любой, хоть раз ставший, например, жертвой карманника или квартирной кражи. Похищенные материальные ценности, в конце концов, возместит страховая компания. Куда труднее восстановить душевный покой после вторжения постореннего в твою личную сферу.

Террористы RAF были понятными злодеями

Террористы из "Фракции Красной армии" были "своими", доморощенными, а потому понятными злодеями. Они совершали, правда, нападения избирательно – на представителей или институты ненавистной им государственной власти, системы. Но в их фразеологии явственно сквозила радикально-левая политическая риторика, и люди чувствовали, что, в конечном счете, террористы покушаются на их образ жизни.

Захват самолета Lufthansa с пассажирами на борту в 1977 году стал всего лишь наглядным подтверждением этого факта. По выражению Генриха Бёлля, это была гражданская война "шестерых против 60 миллионов". И в таком привычном противоборстве люди заняли свою сторону.

Непонятное вызывает страх

Исламистский террор чужд немцам. Они его не понимают, не понимают акции террористов в Ираке, направленные не только против американских военнослужащих, не понимают одного из арестованных в начале сентября в Герамании террористов, мечтавшего дать своей дочери имя "Джихад", не понимают вообще насилия на религиозной почве. Такое насилие для них – это форс-мажор, нечто совершенно отстраненное и далекое, как засуха в Африке.

Непонятное вызывает страх, но не ненависть. Но вот когда эта "экзотика" совершит вторжение в личную жизнь немцев, от их сегодняшей флегматичности не останется и следа. И 3 миллионам мусульман в Германии, боюсь, тогда не позавидуешь.

Никита Жолквер, обозреватель "Немецкой волны"