Фантомная боль - коварное явление. Прежде всего, потому, что она непредсказуема. То появляется сразу после потери конечности, то лишь спустя долгий срок. И может пройти много времени, прежде чем она прекратится. Если экстраполировать фантомную боль отдельного человека на все общество, то можно получить представление о том, как долго она может задерживаться там, в коллективном подсознании. Столкновение двух бывших великих держав, России и Турции, теперь дает представление о том, в течение каких огромных промежутков времени может удерживаться воображаемая боль. И кажется, что тех, кто от нее страдает, она может довести чуть ли не до безумия.

Боль из прошлого

Взять, например, Россию: ее президент Владимир Путин однажды назвал распад СССР "крупнейшей геополитической катастрофой века". В 1991 году развалился российский империализм, собранные государства-спутники разлетелись во все стороны. С тех пор Россия - это просто Россия и давно уже больше не великая держава. Президенту это до сих пор причиняет боль.

Эту боль он разделяет с поздним наследником другой бывшей великой державы, турецким президентом Реджепом Тайипом Эрдоганом. Он жалеет о потерях, которые произошли еще раньше - а именно почти сто лет назад, когда от Османской империи, проигравшей в Первой мировой войне и перекроенной державами-победительницами, осталась лишь небольшая часть. Прежнее величие утрачено. Однако прежний дух продолжает жить. "Нами движет дух, который основал Османскую империю", - заявил Эрдоган в ноябре 2012 года.

Крупная ставка

Можно ли исключать, что действия глав обоих государств продиктованы фантомными болями? Инцидент с российским бомбардировщиком Су-24, сбитым турецкими истребителями 24 ноября на сирийско-турецкой границе, позволят предположить, что именно так оно и есть. Тем более если учесть предысторию. Россия и Турция когда-то были исконными врагами. А Иран, Афганистан, Балканы, регион вокруг Черного моря были территориями, за которые они друг с другом боролись. То, что мы видим теперь, - это продолжение той старой истории. Россия, сотрудничая с Ираном, держит курс на военную экспансию. Турция уходит в оборону: она хочет по меньшей мере сохранить свои границы, установленные в 1920-х годах, и чтобы ей не пришлось пережить, как когда-нибудь еще и курды, основав собственное государство, уменьшат наследие Османской империи.

Ставка для обеих сторон высока. Поэтому и Турция теперь идет в наступление. Вероятно, не случайно то, что "война чужими руками" между Россией и Турцией сконцентрировалась в особенности на регионе Байирбучак на северо-западе Сирии. Потому как проживающие там туркмены с пантюркистской точки зрения образуют геостратегический плацдарм в направлении Стамбула. И режим сирийского президента Башара Асада хочет непременно воспрепятствовать именно тому, чтобы после окончания войны этот регион основной территории Сирии вошел в сферу турецкого влияния. Поэтому он, при огневом прикрытии России, изо всех сил борется с живущими в Байирбучаке (и сражающимися) туркменами. Если же расчеты россиян оправдаются, то и они смогут в результате расширить свое влияние в регионе.

"Большая игра" на новый лад?

Иными словами: постколониализм - предтеча еще большего колониализма. Пострадавшими по-прежнему остаются сирийцы, которые бегут от зажигательных бомб Асада, так же как и от резни, которую устраивают палачи ИГ. То, что исламисты вполне всерьез, сменяя название своей организации, хотели стать не "Исламским государством Ирака и Леванта", а "Исламским государством" без каких-либо границ, они внушительно доказали совершенными в последние недели терактами. Тем самым они цинично напоминают, что колониализм является рискованным предприятием - как в современности, так и в эпоху, которая придет ему на смену.

Остается только надеяться, что настоящая боль скоро станет сильнее фантомной. Тогда можно было бы полагать, что "Большая игра" девятнадцатого века не повторится. Важнее - и об этом тоже тогда можно будет говорить - единый фронт в борьбе с террором: террором как сирийского диктатора, так и джихадистских духов, которых он несколько лет назад выпустил из бутылки.

Автор: Керстен Книпп, обозреватель DW