Два-три года назад это вдруг стало модным веселым московским аттракционом, и активистское словечко "винтилово" превратилось в постмодернистское "винтаж" - это когда винтят, то есть задерживают, забирают в полицию. Полицейский автозак - символ московского протеста, специально оборудованный автобус, который подгоняют к месту митинга, и потом полицейские, вгрызаясь в толпу, затаскивают в него всех подряд - процедура жутковатая, но никто не боится.

В автозаках встречают знакомых, из автозаков звонят друзьям и журналистам, в автозаках делают селфи, пишут твиты и поют песни. Кричат "долой полицейское государство", но знают, что кончится все по-вегетариански: автозак доедет до полицейского участка, всех заведут внутрь, будут долго составлять протоколы и потом отпустят домой или куда хочешь - обычно хочется не домой, а в бар, отмечать приключение.

Угроза, которую никто не заметил

Как приняли закон, никто и не заметил. В эти годы было настолько много людоедских новых законов, что следить за каждым очень быстро стало скучно и неинтересно. "Бешеный принтер" - это прозвище для Госдумы, ежедневно штампующей запретительные законы, появилось еще в 2012 году, а сейчас 2016-й вот-вот наступит. Статья появилась прошлым летом. Она была адресно посвящена тем людям из автозака, которые перестали бояться полицейских протоколов о задержании на митинге.

Четыре протокола за полгода - и это уже уголовная статья, до пяти лет лишения свободы. Но никто не испугался, потому что и в лучшие годы у среднего протестующего выходило не более двух автозаков в год, да и вообще, практика правоприменения по новым законам уже свидетельствовала, что власть сама относится к этим законам как ко второму сорту, и использует их не массово, а точечно, когда надо создать неприятности какому-нибудь конкретному человеку, чаще всего из оппозиционных лидеров. "Он пугает, а нам не страшно", - так можно было описать реакцию общества на ужесточение российских законов.

Отягчающее обстоятельство

А теперь - страшно? Три года реального тюремного срока для активиста Ильдара Дадина именно за то, что он в течение последних месяцев попадал в автозак чаще, чем это предусмотрено статьей 212.1. Дадин будет сидеть в тюрьме ровно за то, что еще совсем недавно было модным и веселым приключением, вот буквально - за "винтаж". Отягчающим обстоятельством для властей, очевидно, стало то, что Дадин - именно активист, человек, попадающий в полицию не случайно, чаще даже после митингов, а из-за одиночных пикетов, на которых, кроме него и полицейских, никого не было.

Представитель своего рода субкультуры - такие люди не претендуют на партийные должности и чаще всего вообще не принадлежат к политическим организациям. Они просто появляются на площадях и у присутственных мест, разворачивают свои плакаты с очередным политическим лозунгом, многие даже смеются над ними - им, этим людям, есть дело до любых политических новостей: вчера у них на плакате была Украина, сегодня Сирия, а в промежутке еще что-то про права ЛГБТ и про православие.

Человеком такого типа была покойная Валерия Новодворская, над которой тоже чаще было принято смеяться, и ее знаменитая фотография с большим плакатом, надетым через шею, в интернете была популярна в откорректированной шутниками версии: "Вы все дураки и не лечитесь, одна я умная, в белом пальто стою красивая".

Ильдар Дадин тоже "стоял красивый" - с плакатом против войны, с плакатом против реформы академии наук, с плакатом против гомофобии. А в это время в каком-то полицейском или спецслужбистском кабинете клерк в погонах каждый месяц тихо подшивал протоколы в свою папочку. Когда протоколов набралось положенное количество, клерк набрал какой-то телефонный номер и спросил, что делать с Дадиным. В телефоне ответили, что сажать. Дальше суд. Прокурор просил два года, судья дала три.

Государство хочет быть репрессивным

Дело Ильдара Дадина не всколыхнет Россию. Активисты такого рода - к ним у нас относятся в лучшем случае как к блаженным, чаще просто не замечают. Репрессивные законы логичнее всего испытывать именно на таких людях - на тех, от кого обыватель брезгливо отвернется - я-то, мол, не такой.

Ты не такой, да, но когда статью 212.1 отладят окончательно, доберутся и до тебя. Ты скажешь, что это ошибка, будешь жаловаться и плакать, но никому до тебя не будет дела - точно так же, как сейчас тебе нет дела до Ильдара Дадина. В репрессивных государствах почему-то так всегда - никому ни до кого нет дела, умри ты сегодня, а я завтра.

И такая литературная деталь. Свидетелем обвинения по делу Ильдара Дадина был его отец Ильдус. Почему-то в репрессивных государствах это всегда приветствуется - чтобы именно близкие свидетельствовали против близких. И почему-то российское государство сейчас хочет быть именно репрессивным - не правовым, не "общенародным", а именно таким, в котором отправляют в колонию за четыре одиночных пикета.

Олег Кашин - независимый журналист и писатель, основатель и главный редактор информационного ресурса kashin.guru. Автор еженедельной колонки на DW. Олег Кашин в Facebook: Oleg Kashin

Смотрите также: