Уже один факт экранизации одного из центральных произведений советской "лагерной" литературы, заслуживает похвалы и внимания. ГУЛАГ - тема в кинематографе мало востребованная. На Западе еще не было фильмов о советских исправительно-трудовых лагерях, по крайней мере художественных, размышляет режиссер фильма "Внутри вихря", известная голландская кинематографистка и лауреат "Оскара" Марлен Горрис. Больше полувека прошло уже после смерти Сталина, но ни коммунистическая партия, ни КГБ так и не извинились перед погубленными поколениями. Да и в сегодняшней России Сталина некоторые почитают наравне с Александром Невским и Столыпиным.

Без России

Марлен Горрис честно попыталась вовлечь Россию в экранизацию "Крутого маршрута". Но у нее из этого ничего не вышло. В России Горрис провела, по ее рассказам, бесплодные выходные, тщетно дожидаясь прибытия своего продюсера, которого в это время "держали из-за каких-то пустяков на границе". А потом голландка решила, "что от российских властей, если с ними придется вступать в контакт, помощи будет ждать бесполезно", и, не испытывая дальше судьбу, свернула поиски партнеров в России. Фильм снимали в Германии и Польше, на немецкие деньги, с польской съемочной группой и известными британскими и немецкими актерами в главных ролях.

Один западный зритель, посмотрев картину, написал в отзыве, что "действие фильма "Внутри вихря" происходит в Казани, столице Казахстана"... Но режиссер тут ни при чем.

Достоверная реконструкция

Фильм достаточно достоверно реконструирует интерьеры и дух сталинской эпохи и объясняет реалии того времени так, что даже самый неподготовленный западный зритель без труда разберется в завихрениях того самого "девятьсот проклятого года", который разрушил безмятежную жизнь убежденной коммунистки и высокомерной интеллектуалки Евгении Гинзбург. Даже английская речь, на которой все говорят в оригинале этого фильма, не вызывает раздражения. Смысл всего происходящего все равно передают не слова, а глаза, в которых, совсем как в тексте воспоминаний, отражаются "мука, тревога, усталость загнанного зверя и где-то, на самом дне, полубезумный проблеск надежды".

Британская актриса Эмили Уотсон бесподобно справилась с ролью Евгении, которую из страшного затишья перед бурей вырвал ураган политических репрессий, сбросил в каменный мешок политизолятора, в беспощадную колымскую тайгу.

В оригинале фильм называется "Within the Wirlwind", что по-английски звучит так же устрашающе, как по-русски "Крутой маршрут". Страшно от цинизма безграничной власти, которой хватает семи минут на то, чтобы вынести смертный приговор или подарить жизнь, а потом мало и десяти лет, чтобы с методичным и садистским наслаждением выбивать ее остатки из беззащитного тела. Стихотворение Осипа Мандельштама "Дано мне тело - что мне делать с ним" как мантра звучит на протяжении всего фильма. Его нет в тексте "Крутого маршрута", но в фильме оно вполне уместно. Ведь и в оригинале много литературных цитат. Проблема экранизации в другом.

Любовь и лирика

Продержавшись довольно долго, как туго натянутый парус, в жанре исторической драмы, фильм, добравшись до темных лагерных бараков посреди ослепительной и безжалостной заснеженной тайги, вдруг оседает в сентиментально-сусальный, хотя и сдержанный мелодраматический пафос. За кадром остаются десять лет заключения главной героини. На экране не физиология, а психология страданий. Минимум тюремных или лагерных ужасов, никакого натурализма. Любовь к мужчине возвращает к жизни. Любовь к литературе дает силу противостоять насилию.

Ее всегда интересовали "сильные женщины", признается режиссер и поясняет, что в ее планы не входило превращать автобиографию Евгении Гинзбург в политический фильм. Но как отделить "крутой маршрут" одной судьбы от миллионов других трагических биографий? Поневоле зритель ищет на экране приметы той "страшной системы травли, инквизиторства и палачества", которую довелось пережить Евгении Гинзбург, а находит влюбленных, собирающих лечебные травы в таежном лесу.

ГУЛАГ в этом фильме - страшный, но терпимый для того, кто помнит наизусть достаточное количество стихов. Немцам, воспитанным на словах Теодора Адорно (Theodor W. Adorno), провозгласившего стихи после Освенцима варварством, чрезмерная тяга к сентиментальной лирике больше всего испортила удовольствие от сдержанной игры Эмили Уотсон и немецкого актера Ульриха Тукура (Ulrich Tukur) в роли скромного и самоотверженного доктора. А один немецкий рецензент даже назвал в порыве разочарования экранизацию "Крутого маршрута" "Доктором Живаго" для бедных". Фильму действительно не хватает пронзительности.

Автор: Элла Володина
Редактор: Дарья Брянцева