Сегодня мы поговорим о том вызове, который бросает Кремлю «олигарх в изгнании» Леонид Невзлин. Один из ближайших соратников Михаила Ходорковского по ЮКОСу, один из самых разыскиваемых российскими властями бизнесменов дал эксклюзивное интервью «Немецкой волне». В нём он говорит об инвестиционном климате в России, о президенте Путине, о том, кому реально принадлежит власть в стране и что является угрозой для нынешней власти.

Интервью, которое взял мой коллега Сергей Вильгельм, было записано во вторник вечером. Леонид Невзлин находился в Израиле и говорил по мобильному телефону, поэтому качество записи, скажем так, не оптимальное. Тем не менее, я решил дать вам возможность послушать это интервью в полном виде, без сокращений. Итак, разговор с опальным олигархом Сергей Вильгельм начал со следующего вопроса:

- Леонид Борисович, президент России Владимир Путин на встречах с американскими и немецкими бизнесменами в минувшие выходные обещал улучшить инвестиционный климат в России. Стоит ли, по-вашему, представителям крупного западного бизнеса верить обещаниям Путина и следовать его призывам инвестировать в экономику России?

Вы знаете, до сих пор – а я в России все-таки проработал в открывающейся экономике порядка 15 лет - не было случая, чтобы мы могли доверять обещаниям, которые исходят от выбранного руководства страны. Чаще всего выбираются вообще с одними обязательствами, действуют по-другому, действуют всегда в интересах усиления своей персональной власти и перераспределения финансовых потоков с целью личного обогащения и опять же усиления своей власти. Поэтому в России никогда не наблюдались иностранные инвестиции до сих пор, кроме отдельных случаев типа вложения BP в ТНК. То, что портфельные инвесторы, инвестиционные институты зарабатывают короткие деньги на России в основном за счет того, что там такая вот специальная экономика и есть финансовые инструменты, которые выгоднее, чем инструменты в развитых странах, это нельзя назвать инвестициями, это нормальный спекулятивный рынок. Все остальные разговоры об инвестициях пока остались только разговорами. Да и какие могут быть инвестиции, если, например, ситуация с ЮКОСом – все, что началось, срезали как раз, наверное, одну из самых крупнейших сделок за всю историю России, которая могла бы иметь место. Это сделка по обмену большим пакетом акций между объединенной компанией ЮКОС-Сибнефть и Chevron/Texaco или компанией Exxon/Mobil. Естественно, что все остается в памяти у инвесторов. Возможность инвестировать в России через Путина, конечно, существует. Это возможность, столь понятная ему и принятая в бывшем Советском Союзе, когда находятся показательные западные бизнесмены, которые готовы идти в Россию как под гарантии российского правительства, так они должны быть, естественно, акцептованы гарантиями собственного правительства, то есть в рамках специальных политических договоренностей. Это не является рыночным способом инвестирования. Это тот способ инвестирования, который применяется крупными компаниями в развивающихся – таких полудиких – экономиках в Латинской Америке, Африке. Россия находится в том же ряду.

- Ранее в интервью немецкой прессе вы говорили, что «кагэбэшное» окружение Путина, члены его администрация пользуются огромным влиянием в России и что деловые люди вынуждены платить им дань. Насколько, по-вашему, самостоятелен Путин в принятии ключевых политических решений, и насколько он зависит от этого окружения?

С точки зрения личности я очень слабо верю в то, что Путин является человеком, принимающим самостоятельные решения, потому что у него для этого нет ни опыта, ни знаний, ни квалификации. Он когда отрывается от бумажки, звучит очень банально, на уровне ученика провинциальной российской средней школы. Поэтому я думаю, что он абсолютно зависит от собственного окружения. Именно поэтому, будучи электорально выбранным профессиональным политиком, он выглядит столь непрофессионально и неубедительно в своих действиях, которые не подвергаются никакому логическому анализу. Мне кажется, что этот человек является по должности и по сути как бы точкой пересечения разных интересов и его основная задача – как они ее ставят перед ним – это как бы право последнего акцепта, право последней подписи, результатом между конкурирующими властными, привластными группировками, в интересах передела собственности. В этом нет ничего нового, потому что в той или иной мере это присутствовало в российской истории, в том числе дореволюционных и послереволюционных времен. Зачастую в России слабые политики становятся лидерами, потому что это всем выгодно. И в бывшем Советском Союзе было то же самое. Я не вижу Путина лицом, принимающим решения. Я вижу Путина лицом, через которого акцептуются решения разных привластных группировок.

- Кому же именно принадлежит власть в России?

Вы знаете, в России сейчас существуют самые разные силы. Например, существует так называемая бывшая семья во главе с Романом Абрамовичем, которая отнюдь не утратила, если не усилила свои финансово-политические позиции. То есть та структура, которая привела Путина к власти под какие-то обязательские соглашения, которые – как мы видим – до сих пор работают. Ряд так называемых олигархов входит в эту группировку. Давайте я их пока не буду называть. Это группа Романа Абрамовича. Это так называемое «кагэбэшное сообщество», фактическим главой которого можно считать Игоря Сечина и афилированных с ним бизнеса и политических и правоохранительных, силовых структур и прокуратуры. Это тоже некая группировка, которая при власти, наделена огромным количеством ресурсов, которые они ставят под свой контроль или как в деле ЮКОСа или через коррупционные схемы, так называемые российские откаты за крышу. Теперь появилось и такое явление, которое было при Николае. У меня возникают какие-то аналогии между Путиным и Николаем именно в этой связи. Это такая распутинщина. Появились деятели от церкви, духовники, разные окруженцы, связанные с православным окружением Путина, Устинова, Сечина, которые тоже представляют из себя определенную экономическую властную силу. Я думаю, что распутинщина в России при слабом президенте будет нарастать. Больше политических сил практически нет. Ну, существуют еще отдельные фигуры, такие как Сурков, который имеет свои властные амбиции, властные полномочия, но он, без сомнения, работает в интересах группировки Абрамовича-Путина, как бы не представляет из себя самостоятельную силу, он просто является достаточно сильным игроком в этой команде. Утратили свои полномочия, силовые, властные возможности политические партии, даже «Единая Россия» на самом деле является лишь придатком Кремля. Утратили свои полномочия губернские элиты. Они сейчас не играют никакой роли в федеральной политике, хотя, как я вижу, в губернских, региональных политиках они более по факту независимые и понимают, что надо сейчас только сохранять видимость лояльности и зарабатывать свои деньги так, как они считают нужным. То есть, чтобы подвести итог, есть две базовые группировки – это ФСБ-шная группировка во главе с Сечиным и бывшая семейная группировка во главе с Абрамовичем-Сурковым и между ними Путин, который акцептует те или иные решения в зависимости от того, как эти группировки между собой договариваются.

- Г-н Невзлин, вы считаете, что «единственная русская оппозиция – это олигархи за рубежом». А что они могут сделать? Финансировать альтернативные политические силы в России?

Это достаточно бесполезная история. Во всяком случае, потому, что, глядя уже западными глазами на происходящее в России, я понимаю, насколько там страшно и тяжело работать людям, которые не знают, что будет с ними в ближайшем будущем, которые реально боятся и не скрывают этого, боятся этого беспредела со стороны властей. Какой либо оппозиции же легальной, эффективной в России сейчас не существует. Какая это оппозиция, когда либеральные партии каждый раз говорят с оговоркой «Нет, ну мы не хотим свержения режима. Нет, мы не оппозиция, а мы как бы конструктивная оппозиция». Это не политика. Поэтому согласен с подтекстом Вашего вопроса – некого особо финансировать в России. Я имел в виду нас здесь как содержательную оппозицию. Во что можно вкладывать время и силы – это в формирование мнения на Западе, которое без сомнения имеет большое значение для будущего России и для российской внутренней политики, и в страны, окружающие Россию. То, что произошло в последнее время в бывшем Советском Союзе и рано или поздно произойдет в Белоруссии, а потом уже и в самой России, – это основная перспектива, и это можно делать, невзирая на то, что происходит внутри России. Просто не надо торопится и считать, что все можно решить завтра. Уже торопились, уже решали, и вот до какого отката дошли, благодаря своим быстрым активным действиям в российской политике. Я думаю, что это - последний раз, когда Россия откатила на такой неосталинистский, советский уровень, и сейчас надо спокойно дождаться и помочь вернуться демократии уже на постоянно. И окружение России – если оно будет вестернизировано, включая и Белоруссию, конечно, это уже будет большой путь к успеху.

- А олигархи в России? Следует ли им опасаться того, что кто-либо из них повторит судьбу Михаила Ходорковского?

Нет, я думаю, что они уже исправно платят и будут платить. И они абсолютно устраивают своей бесхребетностью и отсутствием какой либо позиции, молчаливой поддержкой власти. Знаете, после того, как РСПП, после того, как их организация не выразила никакого отношения к приговору над Ходорковским и Лебедевым, который мог бы быть приговором любому из них – и они это прекрасно понимают – для меня эти люди как субъекты политики умерли. Это молчаливые подельники Путина или властных группировок вокруг Путина. Я не в претензии: люди боятся, думают о своей шкуре, и каждый сам делает свой выбор: быть ли свободным человеком и выражать свое мнение, даже если потерять свой бизнес, или из-за этих денег и собственности бегать в Кремль, платить деньги и разрушать свою репутацию на Западе и для возможной будущей жизни в свободном обществе. Это личный выбор каждого.

- В конце прошлого года вы пообещали вскоре уйти из политики. Это решение остаётся в силе?

Я достаточно занят здесь в Израиле. У меня достаточно много здесь работы. Я сейчас возглавил попечительский совет Дома диаспоры, и я сейчас буду много этим заниматься. Плюс у меня, конечно, есть иные обязательства, но в так называемой политике меня держит то, что у меня друзья в тюрьме, в первую очередь. Исходя из этих соображений, я буду делать некоторые системные вещи для того, чтобы они оттуда могли выйти. Потому ни в какие переговоры с этой властью, ни в какие договоренности, в том числе и зарубежных лидеров с Путиным я больше не верю. Поэтому я должен предпринимать некие меры к ослаблению этого режима. Я это делал и буду это делать.

- А что конкретно вы, Леонид Невзлин, будете делать для достижения своей цели?

Я на самом деле занимаюсь тем, что ищу и практически уже нашел свое место в политике, связанной с бывшим Советским Союзом. Но в первую очередь, это не столько политика, сколько методы пиара, методы открытого информирования. Я сохранил и увеличил даже каналы информирования из России, я буду поставлять всеми возможными и открытыми способами эту информацию на Запад, чтобы было видно истинное лицо режима и там происходящего, чтобы ни у кого не было уже сомнений, что между словами, которые говорятся и делами, которые делаются, есть огромная разница. Это основная часть моей деятельности – налаживание этих каналов и ассоциирование людей. Я надеюсь принять участие во многих процессах в бывшем СССР, связанных с демократизацией в этих странах. Естественно, и я этого не скрываю, я хочу нанести политический ущерб этому режиму.

- Когда вы думаете о перспективах сегодняшнего ЮКОСа, чего больше в этих размышлениях: удручающей уверенности в том, что ситуацию уже никогда не удастся исправить, или же надежд на то, что ЮКОСу удастся возродиться, пусть и не в прежнем виде?

Я, наверное, буду для кого-то плохо выглядеть, но меня это мало волнует, будет ли это в том виде, в ином виде. Я просто совершенно уверен, что когда ситуация нормализуется, я смогу восстановить наши права собственности за счет тех людей, которые их нарушили. А будет ли то кампания ЮКОС или кампания, распределенная по частям, а мы получим эти реальные или имущественные компенсации, мне в достаточной степени все равно. Это на самом деле не так важно. Вот название – это все символы, если бы за этим не стояло падение акций и ограбление всех акционеров этой кампании, то этим можно было бы, в принципе, пренебречь. Поэтому ничего символического в деятельности у меня нет. Важно думать о судьбах людей, а не о названиях.

Напомню, что вы слушали эксклюзивное интервью с Леонидом Невзлиным. С «олигархом в изгнании» беседовал мой коллега Сергей Вильгельм.