Пожалуй, самым знаменитым мистиком Багдада и всего раннего периода суфизма в конце 9 и начале 10 веков был Хусайн ибн Мансур аль-Халладж, оказавший огромное влияние на развитие исламского мистицизма. Со временем его имя стало символом жертвенной любви, опыта единения, но также и величайшего греха любящего – разглашения тайны любви, ибо, как сказал один поэт, «тайна, сокрытая в груди, - не проповедь; её оглашают не с кафедры, а с виселицы». Личность Халладжа всегда оставалась спорной. Одни считали его пантеистом, другие обвиняли его в святотатстве, а третьи даже усматривали в нём скрытого христианина. Кем же был Халладж, этот человек, внушавший к себе как ненависть, так и любовь, мученик, величайший, по мнению традиционалистов, еретик и идеал для экстатических суфиев?

Халладж родился в 858 году в провинции Фарс на юге Ирана. Детство и юность он провёл в Васите и Тустаре, где его отец, по всей видимости, был чесальщиком хлопка (прозвище Халладж означает «чесальщик хлопка»). Молодой Халладж стал учеником известного суфия Сахла ат-Тустари и переехал вместе с ним в Басру. Позже, уже в Багдаде, его учителями были также выдающиеся мистики Амр аль-Макки и Джунайд. Вскоре Халладж женится, и у него рождается сын, которому, в основном, мы и обязаны сведениями об отце. Почти сразу же после свадьбы тесть Халладжа, также известный мистик, стал считать его «хитрым колдуном и жалким неверным». Тогда Халладж решает совершить своё первое паломничество в Мекку (хаджж), где он оставался целый год, подвергая себя аскетическим испытаниям. Примечательно, что, согласно легенде, Джунайд предрёк страшный конец своему бывшему ученику, когда тот вернулся в Багдад.

Об этом свидании сохранилась следующая история. Когда Халладж постучал в дверь Джунайда, учитель спросил: «Кто там?» Халладж ответил: «Ана-л-Хакк» («Я – Абсолютная Истина»). Эта фраза стала самым знаменитым суфийским изречением. Каковы бы ни были мотивы, побудившие Халладжа произнести свои знаменитые слова, Джунайд вынес вердикт своему бывшему ученику, обвинив его в притязании на самообожествление. Усилилась враждебность и со стороны других багдадских суфиев. Халладжу пришлось уехать из Багдада. В течение 5 лет он путешествовал, добравшись до Хорасана, где он имел обыкновение обсуждать религиозные проблемы с народом. По мнению его сына, именно там он получил прозвище Халладж-ал-асрар, «чесальщик хлопка в глубине сердец», ибо знал всё, что таится в сердце и душе человека.

Во время второго паломничества в Мекку Халладжа уже сопровождали 400 учеников. После хаджжа он отправился в Индию. Враги утверждали, что там он намеревался изучить магию, однако своим близким он сказал, что хочет обратить язычников к Богу. Халладж побывал в Гуджарате и Синде, где посеянные им семена позднее взошли в мистической поэзии этого региона. После Индии Халладж, присоединяясь к караванам, посетил Хорасан, Туркестан и Турфан.

Вернувшись в Багдад, Халладж продолжает свою проповедническую деятельность, призывая людей к Богу. Сам он в это время был преисполнен напряжённой любви к Всевышнему. Несмотря на аскетизм и постоянную погружённость в молитву, Халладж был уверен, что свой долг перед Богом он выполняет не полностью. Часто всю свою пищу он отдавал чёрному псу, в котором видел олицетворение собственной низменной природы. Но в то же время он утверждал, что обладает даром чудотворения: в Мекке он якобы из ничего сотворил йеменские сладости, а в пустыне накормил людей небесной пищей.

Естественно, что поведение Халладжа вызывало недовольство и в политических, и в религиозных кругах. В некоторой степени именно это обстоятельство заставило его в третий раз отправиться в Мекку, где он оставался 2 года. Но уже вскоре по возвращении Халладжа в Багдад против него было выдвинуто обвинение в связи с тем, что в своих речах он утверждал, будто достиг истинного единения с Божественным Возлюбленным, то есть с Богом. В ситуации, когда халиф почти не имел никакой власти, а всесильные визири часто сменяли друг друга, попытки Халладжа обратить сердца всех мусульман к Богу и открыть перед ними путь к достижению личной святости, а не слепого принятия закона вызывали тревогу. Все боялись, что духовное обновление народа может привести к нежелательным изменениям в социальной и даже политической структуре общества, религиозные и политические лидеры которого пребывали в состоянии стагнации и не имели ни сил, ни желания оживить дух мусульманской общины.

В конце 912 года во время странствий неподалёку от города Сус Халладж был схвачен. На три дня он был выставлен у позорного столба, а затем отправлен в тюрьму. Мать халифа и некоторые придворные, считавшие Халладжа «праведным человеком», делали всё возможное, чтобы смягчить тяготы его заточения. В доме Халладжа был произведён обыск, в ходе которого были обнаружены причудливые криптограммы, по всей видимости, каллиграфические написания Божественных имён. Настораживало и то, что изречения Халладжа были записаны на драгоценной бумаге, оформленной в стиле манихейских рукописей из Центральной Азии. Кроме того, высказывались подозрения относительно связей Халладжа с карматами, одной из шиитских сект, восставшей против правления Аббасидов.

Смертный приговор Халладжу был вынесен, однако, лишь через 10 лет. Все эти годы он провёл в тюрьме. Приговор был приведён в исполнение в 922 году. Согласно преданию, по дороге к месту казни закованный в кандалы Халладж танцевал и декламировал четверостишье о мистическом опьянении. Затем он попросил своего друга подать ему молитвенный коврик и прочитал молитву, коснувшись в последний раз невыразимой тайны единства и разделённости человека и Бога. Когда люди стали швырять в него камни, его друг, как повествует легенда, бросил розу, и Халладж вздохнул. На вопрос, почему он вздыхает, Халладж ответил: «Они не ведают, что творят, но он должен был бы знать». Впоследствии выражение «Роза, брошенная другом, ранит сильнее, чем любой камень» стало турецкой пословицей.

Сначала Халладжу отрубили кисти рук и ступни, затем его распяли на кресте или, что более вероятно, повесили. И, наконец, обезглавили. Тело его было сожжено, а прах выброшен в реку Тигр. Это была смерть, к которой Халладж готовился всю свою жизнь. Он часто просил жителей Багдада убить его, чтобы он мог соединиться с Богом. Один из его стихов так и начинается: «Убейте меня, о мои надёжные друзья, ибо в смерти моей – моя жизнь».

Многочисленные сочинения Халладжа сохранились лишь в отрывках. Свой трактат «Китаб ат-тавасин» Халладж написал, по всей видимости, в тюрьме. Он состоит из 8 глав, называемых «тасин» (та и син – это таинственные буквы, которыми открывается 27-ая сура Корана и которые, как считается, указывают на Божественное величие и силу). В этой маленькой книге речь идёт о Божественном единстве и проблемах пророчества. В одной из глав описывается спор между Богом и Сатаной (Иблисом), отказавшимся подчиниться Божественному повелению и поклониться Адаму. Сатана, будучи истинным муваххидом (то есть тем, кто исповедует Божественное единство), оказывается перед дилеммой: должен ли он следовать извечной Божественной воле, запрещающей поклоняться кому бы то ни было, кроме Его самого, или ясно выраженному повелению пасть ниц перед тварным существом.

В другой главе Халладж описывает участь мотылька, который летит на пламя и, в конце концов, сгорает в нём, постигая, таким образом, Реальность Реальностей. Он не стремится к свету, не стремится к теплу и, тем не менее, бросается в пламя, чтобы никогда больше не вернуться назад и никогда ничего не поведать о Реальности – ибо он достиг совершенства. Эта история о мотыльке и пламени стала впоследствии излюбленной темой восточной поэзии.

Поэзия Халладжа обретает весомость благодаря заложенному в ней богословскому и мистическому смыслу. Она полна загадок. Из стихов Халладжа становится понятно, что он имел в виду, утверждая, что Бог виден в каждой чёрточке Его творения. Хотя заурядные люди, эти слепые и бессловесные существа, не узнают Господа, мистик не выпивает ни единой капли воды, не открыв Его лика в чаше. Бог – это «тот, кто струится между предсердием и сердцем, подобно слезам, струящимся из-под век». Некоторые гимны Халладжа разверзают бездны одиночества и звучат, как погребальные песнопения по всем тварям земным, оставшимся в слепоте и без надежды, потому что Свидетельствующий покинул их.

Халладж пытается проникнуть в тайну взаимной любви человека и Бога. Халладж считал, что такая любовь реализуется через страдания: человек может соединиться с Божественной волей, только приняв страдание и даже возжелав его. Однако, в отличие от Джунайда, Халладж не считал, что страдание – это способ преодолеть природу человека и вернуть его в изначальное состояние, сделав таким, «каким он был прежде». Он видел в страдании позитивную ценность, помогающую человеку понять, что страстная, всепоглощающая любовь составляет сущность сущности Бога и тайну творения. Согласно теории Халладжа, воздаянием за эту безоговорочную любовь становится блаженное видение, в котором не присутствует «я». В одном знаменитом стихотворении Халладжа есть такие строки: «На своего Возлюбленного я взирал очами сердца. И Он спросил меня: «Ты кто?» И я ответил: «Ты!». Этим и объясняется его изречение «Я – Абсолютная Истина», которое нередко понимали и переводили как выражение «Я – Бог».

Тайну смерти Халладжа можно выразить словами, сказанными однажды об истинном мусульманском святом: «Святой – это тот, кто берёт на себя грехи и боль мира; мученическая смерть для него – подвиг веры. Он – «великая помощь» и утешение для людей. Он являет собой живой укор миру: его существование оскорбляет тиранов, его смерть приводит в содрогание палачей, его канонизация – победа веры, надежды и любви». Халладж был мучеником ислама по преимуществу, ибо продемонстрировал, какие глубочайшие возможности личного благочестия заложены в исламе. Он показал, к чему ведёт совершенная любовь и сколь велико значение смирения перед единством Божественного Возлюбленного. И сделал это не для того, чтобы самому достичь той или иной ступени личной святости, но чтобы проповедовать эту тайну, жить в ней и умереть за неё.