Символичное далеко не всегда синоним отличного. Разумеется, было глубоко символично провести первую большую пресс-конференцию Михаила Ходорковского в зале Музея Берлинской стены у знаменитого Чекпойнт Чарли. Здесь человека, по праву считавшегося российским заключенным №1, никогда не забывали. Здесь в 2010 году открылась специальная экспозиция "Дело Ходорковского - лики несправедливости". И появление Михаила Ходорковского в музее, являющимся символом борьбы людей за демократию, разумеется, было глубоко символично.

Одно только организаторы не учли: маленькое помещение по определению не могло вместить всех представителей прессы, пожелавших увидеть Михаила Ходорковского и задать ему свои вопросы. В зале собралось никак не меньше полутысячи человек. Сотрудникам службы безопасности с огромным трудом удалось проложить дорогу к первому ряду родителям Михаила Борисовича, а чуть позднее и ему самому. Да и начать пресс-конференцию сразу не получилось. Пришлось долго уговаривать фотографов и операторов отойти от стола, чтобы журналисты и телезрители (а трансляция пресс-конференции параллельно шла в интернете, а также на немецком телеканале Phoenix и российском телеканале "Дождь") могли увидеть не только их спины.

Ходорковский открыл пресс-конференцию небольшим заявлением. Поблагодарил всех, кто, так или иначе, оказался причастен к его освобождению. В первую очередь, бывшего министра иностранных дел ФРГ Ганса-Дитриха Геншера (Hans-Dietrich Genscher) и канцлера Ангелу Меркель (Angela Merkel).

Прагматические отношения к Путину

Чуть позже кто-то спросил Михаила Ходорковского, нет ли у него ненависти к Владимиру Путину? В зале повисло напряжение, ощущаемое физически. Ходорковский ответил, почти не задумываясь. Было видно, что этот вопрос он, наверное, неоднократно задавал сам себе в течение десяти лет, которые по воле Владимира Путина провел за колючей проволокой. "Я отдавал себе отчет, еще когда занимался крупным бизнесом, что занимаюсь жесткими играми. По отношению ко мне эта жесткость была несколько расширена. Но, в то же время, по отношению к моей семье все было лояльно. Это позволило мне не воспринимать противостояние слишком эмоционально. К моей семье относились по-человечески, поэтому я оставил проблему взаимоотношений в прагматической сфере. А это не предполагает мести и ненависти". И в этот момент кто-то выкрикнул из зала: "А разве Алексанян - не повод для эмоций?". (Правоохранители почти три года допрашивали смертельно больного вице-президента ЮКОСа Василия Алексаняна, у которого был СПИД и рак, пытаясь получить у него показания на Михаила Ходорковского и Платона Лебедева. Он умер 3 октября 2011 года в возрасте 39 лет).

Было видно, какой болью отозвался этот вопрос. И ответ Ходорковского прозвучал эмоционально: "Я очень серьезно эту проблему изучал. Я думаю, что это был эксцесс исполнителей. И мы знаем этих исполнителей. Я бы назвал их публично, но предпочитаю иметь более точную и документированную информацию. В любом случае: Алексанян - это крест, который мне нести до конца жизни".

Что еще бросилось в глаза? То, насколько осторожно и аккуратно Михаил Борисович подбирал слова. Уже в своем заявлении он пояснил, что журналистам не стоит ждать сенсаций. Потому что в России остаются его бывшие коллеги, потому что за решеткой до сих пор Платон Лебедев и каждое неаккуратное слово может этим людям навредить.

Усилия гражданского общества были не напрасны

А еще запомнились глаза, не разучившиеся улыбаться. Он, разумеется, очень устал за эти годы и, похоже, сегодня думает только о своей семье и не готов снова окунуться в борьбу. Он говорит, что не намерен заниматься политикой, и борьба за власть не для него, и в этих словах нет лукавства и позерства. И еще Ходорковский по-прежнему ассоциирует себя с Россией, при любом удобном случае, повторяя: "моя страна".

Было видно, что Михаил Ходорковский счастлив. Счастлив, потому что рядом с ним в зале, куда ради встречи со вчерашним зэком пришло столько журналистов, сидели самые близкие ему люди - его родители. Счастлив, потому что неожиданно обрел свободу. "Не надо воспринимать меня как символ того, что в России не осталось политзаключенных. Я символ того, что усилия гражданского общества могут привести к освобождению тех, чье освобождение не предполагалось никем", - эту мысль в том или ином виде Михаил Ходорковский озвучил несколько раз. И эти слова прозвучали как призыв и к политикам, и к гражданскому обществу.