Открытие грандиозной супервыставки “Москва-Берлин”, так сказать, гравитационного центра проходящего сейчас года русской культуры в Германии, состоялось. Амбициозный государственный проект, на который в складчину потрачено что-то около восьми миллионов евро (и ещё пара миллионов будет потрачена при перевозе выставки из Берлина в Москву) рождался в муках, но всё же родился.

Выставка не вызвала пока того резонанса в прессе, на который она была рассчитана. Вероятно, сказался эффект перенасыщения: за последние недели во всех городах Германии открылись десятки русских выставок на все вкусы – от звёзд русского импрессионизма в Висбадене до новгородских икон и искусства соцреализма во Франкфурте, от ранних фотографий Родченко до гигантской выставки Ильи Репина в ведущих столичных музеях. В этот же ряд следует отнести и идущую по соседству в Берлине широкомасштабную выставку «Искусство ГДР», лишь на первый взгляд не имеющую прямого отношения к германо-российским линиям напряжения. Таким образом, “Москва-Берлин”, несмотря на весь размах, стала всего лишь “ещё одной” выставкой.

Кроме того, всем было очевидно, что это выставка, в большой степени сделанная под политический «спецзаказ» и призванная служить одной большой, красивой и яркой иллюстрацией качественно нового этапа отношений между Германией и Россией и крепкой “мужской дружбы” канцлера и президента.

Выставка “Берлин-Москва/Москва-Берлин. 1950 – 2000" разместилась в берлинском центральном выставочном зале имени Мартина Гропиуса – "Гроппиус-Бау". Мощное строение, в интерьерах которого обильная лепнина и майолика сочетаются со строго конструктивистской планировкой в стиле "баухаус", стоит буквально в пяти метрах от того места, где когда-то проходила берлинская стена и имеет крупнейшую с столице выставочную площадь – 5 тысяч квадратных метров. На этих 5 тысячах квадратных метров разместились почти 500 работ 180 художников, работавших в условных Берлине и Москве (точнее было бы сказать в России и в Германии) во второй половине ушедшего столетия.

Над созданием выставки в течение двух лет трудилось несколько десятков специалистов, которым предводительствовала российско-немецкая бригада кураторов, представленная Юргеном Хартеном, Ангелой Шнайдер и Кристофом Таннертом с немецкой и Павлом Хорошиловым, Екатериной Дёготь и Виктором Мизиано с российской стороны. Все шестеро – люди в музейном мире более чем известные.

Нынешняя выставка является прямой наследницей первой “Москва-Берлин” 1995 года. Но организаторы того, уже ставшего легендарным шоу, находились в счастливом положении людей, работавших с материалом не только потрясающе ярким, но и уже учтённым и оцененным историей. Их преемникам повезло в меньшей степени. Обратившись ко второй части столетия, кураторы столкнулись не с двумя материками, но с двумя архипелагами, между отдельными островами которых порою даже и не существовало связи.

Очевидно, что художественная жизнь России этой эпохи ни коим образом не поддаётся приведению к общему знаменателю. Ещё более сложная картина с «берлинами»: их, как известно, было, как минимум, два. Если ситуацию в Восточном Берлине можно каким-то образом сравнить с московской, то уникальный феномен Западного Берлина, города-острова, одновременно – оплота капитализма и пристанища для всех “новых диких” Европы, оказался неожиданностью даже для кураторов. В результате родилась концепция, не противопоставляющая или сравнивающая немецкий и российский миры в целом, но идущая по пути поиска параллелей и аналогий между отдельными индивидуумами и идеями.

Выставка идёт по простому пути комментария путём аналогий, как бы говоря зрителю: “Ну, наш соц-арт – это как ваш поп-арт, только вместо Мэрилин Монро – Ленин”.

Функции историко-политического комментария выполняет небольшая серия документальной фотохроники и один из двух увесистых томов выставочного каталога. Искусство, которое попало в выставочные залы и по желанию кураторов "должно говорить само за себя", ограничено лишь его визуальными видами. И это не единственное кардинальное отличие нынешней экспозиции от её предшественницы. То, что мы видим сегодня в музее Гропиуса, иллюстрирует не столько западно-восточное художественное противостояние, а скорее гармоничную глобализацию современного искусства, которое, если хочет быть признанным, должно соответствовать требованиям "интернационального стиля". Именно поэтому с Бойсом на выставке в Берлине соседствует Энди Уорхол, а немецкие критики все как один сожалеют по поводу упущенной возможности. Рефлексии художественных процессов второй половины 20 века на примере двух европейских метрополий на выставке не получилось. Честнее было бы отказаться от упоминания Берлина и Москвы в её названии.