21 апреля 1945 года фюрер проснулся раньше обычного, разбуженный артиллеристской канонадой, которую было слышно даже сквозь толщу земли и бетона, отделявшую последнюю ставку Гитлера от охваченного уличными боями Берлина. Услышав, что артиллерия Красной армии уже ведёт прицельный обстрел Рейхсканцелярии и других правительственных зданий, диктатор пришел в ужас. По свидетельству очевидцев событий он побледнел и переспросил: “Как, неужели русские уже так близко?”. Шел “обратный отсчет” последних из 2071 дня второй мировой войны, величайшей бойни в истории народов, унесшей 55 миллионов жизней. Более ста тысяч смертей (из них 80 тысяч русских солдат) стоила лишь последняя битва за Берлин. Бойня продолжалась, хотя уже несколько месяцев всем было очевидно, что война проиграна. Гитлер был последним, кто осознал это. До самого последнего дня он надеялся на чудо, бредил тайным оружием, уповал на случай, с готовностью верил вранью своего подобострастного окружения, убеждавшего его, что ещё “не всё потеряно”. На окраинах города шли уличные бои, а в ставке всё ещё обсуждали возможность прорыва фронта. Безумие фюрера, его отчаянное нежелание расставаться с жизнью, с надеждой на то, что это ещё не конец, стало непосредственной причиной трагически-бессмысленных последних недель войны.

Фильм, выходящий в ближайший четверг на экраны Германии, упаковывает в два с половиной часа события последних 12 днях в бункере под Рейхсканцлерярией на берлинской улице Вильхельмштрассе. Сегодня это самый центр города, там, где был бункер – сквер между жилыми девятиэтажэками...

Для Германии этот фильм имеет особое значение, не только потому что речь идёт о финале самой трагической из глав истории страны (а каждый пятый из жителей сегодняшней Германии помнит войну), но и потому, что это первая серьёзная попытка немецкого кинематографа создать фильм о Гитлере.
Авторы фильма и вообще находились в положении первопроходцев: все немногочисленные попытки создания кино-образа диктатора, имевшие место до сих пор, были беспомощны или смехотворны – будь ли то Гитлер Элека Гиннеса в 72-ом или Энтони Хопкинса в 80-ом году.

Но как следует играть фюрера? Как изверга и монстра? Или всё-таки как человека – пусть безумного и преступного? Боялся ли Гитлер? Испытывал ли он сострадание – хотя бы к самому себе? Или, быть может, всех этих вопросов не должно быть? Но почему?

О фильме “Untergang" – давайте пока остановимся на варианте перевода “Конец” – так вот, о фильме “Конец” заговорили уже давно: причём в связи с картиной постоянно упоминались прежде всего два имени – имя продюсера Бернда Айхингера и актёра Бруно Ганца. Потому что ключевыми являются именно эти две фигуры: продюсер, который решил, что он хочет создать фильм о Гитлере – и актёр, согласившийся и сумевший сыграть эту роль.
Берн Айхингер – один из самых влиятельных людей немецкого кино. На его счету не один десяток фильмов. Идея снять фильм о последних днях в ставке фюрера появилась у него, по его собственному признанию, ещё несколько лет назад – после прочтения книги франкфуртского историка и публициста Йоахима Феста, в которой тот подробно, до мельчайшей абсурдной детали реконструировал быт в подземной мышеловке, о которой сам Фест говорит:

- Она походила на преддверие ада – там было тесно, душно, темно, воздух пропитан запахом дизельного топлива и испарений человеческих тел. Свидетели вспоминают, что их сводило с ума постоянное гудение многочисленных агрегатов, поддерживавших обеспечивавших бункер водой, светом, воздухом...

Вторым толчком для проекта послужил документальный фильм о секретарше Гитлера – Траудль Юнге. Его премьера, состоявшаяся три года назад на кинофестивале Берлинале потрясла многих. Я помню саму себя, сидящей на полу в переполненном зале, и внимающей старческим откровениям той, что печатала завещание фюрера.

Бернда Айхингера можно понять – и тем более нельзя не оценить его мужество: он, ведущий немецкий продюсер, взялся за большую национальную тему, так сказать, принял вызов историю. “Я считаю, что немецкое кино должно иметь смелость браться за такие темы”, - повторял он неоднократно в интервью:

- То, почему мы решили взяться за экранизацию этого материла, в дух словах можно сформулировать так: мы хотели рассказывать историю. А не комментировать её.

Именно поэтому всё происходящее рассказывается из перспективы секретарши – двадцатилетней волоокой Траудль Юнге, той, что и в 80-лет была закована в броню совей наивности. Траудль видит, как фюрер бродит по лабиринту затхлых помещений, как он до глубокой ночи выслушивает длинные рапорты своих адьютантов, склоняется над картами, отдаёт приказы, выходит из себя:

Фильм блестяще воссоздаёт того Гитлера, который знаком нам по кадрам хроники – беснующийся диктатор, лишенный на сей раз трибуны. Но не в этом состоит главная заслуга картины. В “Конце” мы видим и другого Гитлера – Гитлера-человека, обладающего, как и любой человек, индивидуальностью и характером, набором типичных жестов, интонацией, Гитлера, который может быть обаятельным или высокомерным, искренне добросердечным или экзальтированно-прекраснодушным.
Гитлер – человек? От сочетания этих слов почти каждого из нас сперва передёргивает.

Бруно Гантц – одни из великих актёров нашего времени, - сыграл в этом фильме роль своей жизни. 63-летний швейцарец, Ганц становится на время фильма 56-летним австрийцем. Его перевоплощение поистине поразительно – оно находится там, где кончается актёрское мастерство и начинается что-то другое. Говорят, что кто-то из бывший сотрудников бункера, которых приводили в павильон для освидетельствования исторической точности декораций, непроизвольно вытягивались по струнке, когда из-за угла, подволакивая правую ногу и пряча за спиной трясущуюся левую руку (видимо, у Гитлера начиналась болезнь Паркинсона), появлялся Бруно Ганц.

Актёру пришлось выдержать атаку коллег журналистов. Вот, скажем, фрагмент одного из типичных интервью (опубликованного в газете “Бильд ам Зоннтаг”):

Журналист: Вы сказали, что чувствовали порою жалось к Гитлеру. Жалось – к убийце миллионов?

Ганц: Как актёру определение “убийца миллионов” мне мало что говорит. Оно бессмысленно для работы над этим образом. Если я играю роль с той степенью эмоциональной «задействованности», как делаю это я, я должен каким-то образом защищать своего героя – внутри себя, в своих собственных глазах…

Журналист: Защищать?!! Гитлера?!!

Актёр: Этот человек должен быть для меня понятен, если я его играю. Поэтому я отсекаю часть своих знаний о нём, - хотя я продолжаю, конечно, знать, что они существуют…

Журналист: …Но шесть миллионов погибших евреев!..

Актёр: Чудовищно. Но мне приходится отодвигать этот ужасный факт на известную дистанцию. Если я буду только ненавидеть Гитлера, я никогда не смогу приблизиться к его образу. Через ненависть вы не можете ничего для себя открыть, только через сочувствие и симпатию. Поэтому мне пришлось развить в себе способность понимать этого человека…
Журналист: Должно быть, это было очень сложно – тёплые чувства к Гитлеру!

Бруно Ганц: Знаете, в своё время их испытывала вся страна…

«Брат Гитлер» - назвал в своё время одно из своих эссе Томас Манн.
Суть зла – банальна. Лишенное демонического ореола, зло лишается и своей притягательности. Об этом говорит и режиссёр фильма Оливер Хиршбигель – мастерски реализовавший во всех деталях сценарий, написанный Бердом Айхингером по книге Йоахима Феста:

- Одной из важнейших причин, почему я вообще согласился участвовать в реализации этого проекта, состоит в том, что видел необходимость лишить эту историческую фигуру того демонического ореола, который вокруг неё существует. «Демонизация» всегда означает упрощение. Безумец и психопат – это не такое уж исключительное явление. Но мы имеем дело с человеком, который обладал харизмой, с человеком, который умел эффектно демонстрировать свои эмоции – в конце концов, с человеком, который (не будем этого забывать) сумел увлечь за собой в пропасть катастрофы целую нацию, которая любит называть себя “нацией мыслителей и поэтов”. И для меня было главной задачей – личной задачей, если хотите, - создать правдоподобный кино-эквивалент этой исторической фигуры…

За несколько дней до своей смерти Гитлер скажет свою знаменитую фразу о том, что «немецкий народ оказался недостойным его», а значит – недостойным и жизни. По мнению многих британского историка Иана Кершоу, автора двухтомной биографии Гитлера, уничтожение собственного народа было последней целью диктатора.

Интересная деталь: ведущие немецкие издания, писавшие о фильме “Der Untergang” – “Конец”, – включая и ведущий немецкий еженедельник “Шпигель”, шли в конечно итоге по одному и тому же пути, пересказывая фактологию происходившего в “бункере зла” (как окрестил подземную ставку всё тот же “Шпигель”). Прибытия гонцов, растущее отчаяние, скука – по воспоминаниям очевидцев, последние дни обитателям бункера было уже совсем нечего делать, и они коротали время за обсуждением, когда и каким образом следует себя умерщвлить – или свадьба фюрера и Евы Браун (попрощавшись с жизнью, Гитлер решил таким образом наградить верность своей подруги). Подземная свадьба (имевшая место и в реальности) – одна из ключевых сцен фильма. «Являются ли оба брачующихся чистокровными арийцами?» – спрашивает только что привезённый с передовой сотрудник одного из берлинских ЗАГСов. «Да» – «Да».
В фильме эта свадьба завершается пиром во время чумы, молодая женщина (Браун была на 22 года младше Гитлера) хочет танцевать, игла снова и снова царапает единственную уцелевшую пластинку – на которой “красные розы рассказывают ей о счастье"…

Жизнь Гитлера и Браун кончается в фильме за закрытыми дверьми – в отличие от смерти детей Геббельсов: как известно, все шестеро были умерщвлены собственной матерью, Магдой Геббельс.

Корина Харфух – она же Магда Геббельс – сидит за столом и пишет прощальное письмо в никуда. Её светлые волосы собраны в высокую причёску, на шее – нитка жемчуга. Только что она раздавила ампулы цианистого калия во рту каждого из своих шестерых детей, которым предварительно личный врач Гитлера сделал укол морфия.

“Я умираю, потому что всё прекрасное в этом мире, мире национал-социализма, пришло к концу”, - пишет она аккуратным и быстрым почерком…

- Смерть детей стала кульминацией безумия, которое там творилось. Для нас это убийство стало символом чудовищности всей гибнувшей системы. Именно поэтому мы решили показать это убийство так детально и болезненно…

Гигантскую работу проделали в этом фильме художники-декораторы, художники по костюмам, специалисты по интерьеру и их консультанты из числа историков: двадцать помещений бункера были восстановлены по существующим воспоминаниям и снимкам с потрясающей точностью. Были опрошены все ещё живые свидетелей событий – их оказалось не так мало, особенно из числа обслуживающего персонала.

Итак, первая лига немецкий актёров – под руководством ведущего продюсера и одного из лучших режиссёров и при поддержке лучших специалистов во всех областях кино играют одно из ключевых событий немецкой истории.
Это не авторский фильм, от него не приходится ожидать индивидуальной мощи “Жестяного барабана”, не “Небо над Берлином” (в котором Бруно Ганц незабвенен в роли главного из ангелов).
Это – взгляд хрониста, а не художника. Может, время художников ещё не пришло. Во всяком случае – хорошо, что заговорили, смогли заговорить хронисты.