Русской опере на европейской сцене приходится несладко. Ставят ее редко и весьма избирательно. Изо всей русской оперной классики на европейских сценах по-настоящему прижились лишь "Евгений Онегин", "Борис Годунов" и в несколько меньшей степени - "Леди Макбет" Шостаковича. Это оперы с ясными сюжетными линиями и очевидными конфликтами (будь ли то драма любви или власти).

Почему "Онегин"?

"Онегин" с отрывом лидирует в этой тройке. Почему? Ответ очевиден, хотя и парадоксален. Владимир Набоков в комментариях к пушкинскому "Евгению Онегину" назвал оперу Чайковского "глупой" и "наскоро сляпанной". Если закрыть глаза на чрезмерную резкость формулировки, надо признать, что по сути Набоков прав. Либретто оперы, к которому приложил руку брат композитора Модест Ильич, сильно упрощает пушкинскую "энциклопедию русской жизни".

Насчет "наскоро сляпанной": опера действительно была написана быстро (хоть и вовсе не небрежно) и, что важно, без внутреннего запроса быть "большой русской оперой". "Онегин" создан для студенческого театра консерватории, он рассчитан "на скромные средства и небольшую сцену", как писал сам Чайковский. Оперный вариант "Онегина" не затрагивает духовную проблематику и исторические судьбы. Это "просто" опера о любви, дружбе, измене. Доступность чувств плюс гениальная музыка ставят "Онегина" в один ряд с "Травиатой", "Похищением из сераля" и "Мадам Баттерфляй". И делают его столь же постоянным элементом репертуара крупнейших оперных театров мира, как и шедевры Пуччини, Верди и Моцарта.

Сегодня на крупных немецких сценах идут три актуальных "Онегина": в Берлине, Мюнхене, Эссене. Упомянем также свежие постановки в Вене, Зальцбурге и Амстердаме. Берлинский и мюнхенский спектакли только что были возобновлены, причем мюнхенский "Онегин" подвергся значительной переработке и был анонсирован руководством театра как фактически новый спектакль.

"Голубой" вариант

Широко известным является тот факт, что Петр Ильич Чайковский был гомосексуалистом. Польский режиссер Кшиштоф Варликовский тоже гомосексуал. Этот факт до мюнхенской постановки "Онегина" был менее широко известным и, собственно говоря, мало кого интересовал. Но каково же было удивление публики, посмотревшей постановку Варликовского, когда и Онегин Пушкина-Чайковского, и Ленский, и даже Гремин предстали на сцене гомосексуалами.

Скандал на "первой" премьере в 2007 году был, по оперным меркам, довольно приличным: яростные рецензии (с заголовками типа "Голубой поляк Варликовский изнасиловал русскую оперу"), оглушительные крики "буу!" в театре. Платежеспособные поклонники русской классики даже скупали первые ряды, чтобы те оставались пустыми. Тем не менее, спектакль оказался крайне жизнеспособным, держится в репертуаре лучшего оперного театра Германии пятый год и только что был представлен с полностью новым ансамблем в новой режиссерской концепции.

Во-первых, это фейерверк новых имен: Мариса Янсонса за пультом сменил талантливый молодой финский маэстро Пьетари Инкинен. Татьяну пела новая мюнхенская звезда Екатерина Щербаченко, Павол Бресник блистал в роли Ленского. Очень хорош был и новый Онегин Саймона Кинлисайда, который усилиями гримеров стал необыкновенно похож на режиссера Варликовского.

Жалкий жребий

Что касается режиссерской концепции, то она особых изменений не претерпела. Онегин по-прежнему любит Ленского и страдает, "убив на поединке ДРУГА". Татьяна для него - лишь "эрзац". У той же хватает ума отказаться от близости с Онегиным (что выглядит как косвенный упрек в адрес "девицы Милюковой", таки вышедший замуж за Чайковского, из чего, как известно, ничего хорошего не получилось). Порочный высший свет по-прежнему изображает травести-кардебалет.

Пожалуй, режиссер несколько больше заострил внимание на конфликте центральных фигур, суеты на сцене поменьше. Но в целом Варликовский явно настаивает на своем прочтении. Концепция Варликовского работает: каждый зритель готов простонать вместе с героем финальное "Позор! Тоска! О жалкий жребий мой…"

В черно-белых тонах

Противоположностью мюнхенскому является берлинский "Онегин", поставленный на сцене Staatsoper классиком немецкой оперной режиссуры Ахимом Фрайером (Achim Freyer) в 2008 году и возобновляемый из сезона в сезон. Фрайер интересуется вечными измерениями, в своей постановке он стремился к максимально возможному символизму. Его фигуры – марионетки вечного театра жизни. Они лишены индивидуальных черт, их лица загримированы, как у клоунов, костюмы и сцена выдержаны в черно-белых тонах.

Татьяна – символ любви. Онегин – символ разочарования. Дуэль – символ преступления. От этого "Я так ошибся – я так наказан!" один шаг до Достоевского. Украшением спектакля был тенор Роландо Виллазон (Ленский), вносивший трепетность жизни в это уж очень схематичное прочтение. К сожалению, состояние голоса и плотный график лишили публику в этому году удовольствия слышать одного из лучших Ленских нашего времени.

Автор: Анастасия Буцко
Редактор: Ефим Шуман

Имеют ли оперные режиссеры право на столь вольное прочтение классики? Пишите нам на feedback.russian@dw.de