Историк Александр Бракель (Alexander Brakel), сотрудник Фонда имени Конрада Аденауэра (Konrad-Adenauer-Stiftung), много лет работал в различных странах Восточной Европы, а материалы для своей диссертации, посвященной истории Западной Белоруссии в 1939-1944 годах, собирал в белорусских архивах. В интервью DW он рассказал об особенностях культуры памяти о Второй мировой войне в постсоветских странах.

DW: Можно ли как-то в целом описать культуру памяти в странах Восточной Европы? Есть ли в них что-то общее?

Александр Бракель: Нужно понимать, что существует два слоя культуры памяти. "Официальный" или "государственный" слой - это, по сути, то, как вспоминается история страны во время Второй мировой войны. И другой слой - воспоминания современников, тех, кто ее пережил. На этом уровне есть, конечно, много общего во всей Европе: это скорбь по погибшим, воспоминания о пережитых страданиях, а также - и это особенность многих восточноевропейских стран - о невероятно жестоком режиме немецкой оккупации. Помимо этого, в республиках бывшего Советского Союза, в частности, в России, Беларуси и на Украине существует сравнительно одинаковая культура памяти о героической борьбе и об успешном исходе этой войны. Но далее начинаются различия.

На Украине они есть даже внутри страны. Есть люди, которые позитивно относятся к антисоветскому движению, к ОУН-УПА (Украинской повстанческой армии - вооруженном крыле Организации украинских националистов - Ред.), несмотря даже на то, что они нередко сотрудничали с немцами, а порой также и по собственной инициативе совершали преступления. Но есть и те, кто соотносит себя с Красной Армией и борьбой Советов против немцев.

Другая ситуация - в странах Прибалтики, аннексированных Советским Союзом в 1940 году. Опыт аннексии очень сильно запечатлелся в коллективной памяти. Поэтому объединениям ветеранов Красной Армии - а в ее рядах сражались также эстонцы, латыши и литовцы - там сложно. Их взгляд на Вторую мировую войну перекрыт национальным дискурсом, который определяет себя как антисоветский.

- День Победы уже давно не просто народный праздник, а инструмент в руках власти. Почему он стал настолько политизированным?

- В Советском Союзе День Победы стал настоящим праздником в 1960-х годах, при Брежневе. При нем он фактически превратился во второй день основания Советского Союза, затмив собой даже День Октябрьской революции. При Сталине ситуация была иной, хотя он и подчеркивал свою особую роль в этой войне. Но больший упор он делал на преемственность дела Ленина, для чего ему и был нужен День Октябрьской революции.

В 1960-х же годах День Победы стал некой точкой общей самоидентификации: "Мы вместе сражались, вместе чего-то достигли". Каждый, кто находился в здравом уме, даже если он был абсолютным антикоммунистом, считал, что победа над немцами - это правильно, так как в тот момент они были гораздо хуже Сталина.

- Сегодня День Победы по-прежнему используется как политический инструмент. Но насколько он эффективен? Ведь людей, которые помнят войну, все меньше. Большинству она знакома лишь по книгам и рассказам бабушек и дедушек.

- Судя по социологическим опросам в России, например, "Левада-центра", инструмент по-прежнему работает. Было бы неверно считать, что культура памяти существует, лишь пока живы свидетели событий. Конечно, благодаря им она остается живой, но свидетели даже мешают в том случае, если я хочу использовать какое-то историческое событие как политический инструмент, потому что для этого нужно продвигать одну определенную точку зрения на произошедшее. А чем больше свидетелей, тем больше людей, которые могут сказать, что так не было, что они помнят это иначе, видят по-другому. Это значит, что когда они умирают, возможностей для манипуляции становится значительно больше или, другими словами, становится возможной более единообразная интерпретация прошлого.

Что мне бросается в глаза в России - это то, насколько низок порой нынешний уровень знания истории. Несколько лет назад я увидел по российскому телевидению молодых людей, которые рассказывали, где их деды и прадеды сражались во время Второй мировой войны. Одна девочка, например, рассказывала, что ее дедушка в 1939-1940-х годах защищал Советский Союз от финнов. Но ведь это Советский Союз напал на Финляндию, то есть ее дедушка принимал участие в нападении! А это уже совершенно не вяжется с официальным наративом, поэтому никого и не волнует, что она так мало знает о настоящих событиях, скорее - наоборот.

- Вы сказали, что День Победы использовался в качестве второго дня основания Советского Союза. Но сегодня это уже мало актуально. Что означает этот праздник для нынешних властей - в России, Беларуси, на Украине? Насколько отличается нынешняя риторика от советской?

- В России и Беларуси День Победы - это по-прежнему один из важнейших элементов в (идеологической - Ред.) системе. Конечно, официальная риторика этих стран сегодня не обращается к коммунизму. Но на примере Второй мировой войны можно хорошо объяснить, что делает Путин сейчас. Сильная страна, которая не ломается под невероятным давлением, а, объединившись, может отбить удар агрессоров, которые - с точки зрения Кремля - сегодня, как и тогда, приходят с Запада. Так что поляризационный аспект нынешней пропаганды продолжает прекрасно функционировать. Для Лукашенко все это выглядит - хотя и обставлено немного иначе - похожим образом.

На Украине все сложнее, поскольку в разных частях страны по-разному вспоминают о войне. В то же время сейчас там появляются видео, где пытаются связать память о Второй мировой в советской традиции с нынешней войной с Россией. Там показаны ветераны, разговаривающие со своими внуками и внучками, которые отправляются на фронт, чтобы сражаться на востоке Украины или ухаживать за ранеными. И это невероятно искусно сделано. Внуки поздравляют дедов с Днем Победы, а деды отвечают "Слава Украине!" или "Героям слава!". Они произносят лозунги, которые мы знаем с Евромайдана. Так что и здесь Вторую мировую войну используют в политических целях.

Смотрите также: