Никак нельзя сказать, чтобы Берлин был беден художественными коллекциями: три картинные галереи, более дюжины других художественных музеев, плюс постоянно экспонирующиеся частные коллекции – скажем, купленные городом бесценное собрание шедевров классического модерна Хайнца Берггрюна, разместившиеся в великолепном выставочном зале Гамбургский вокзал коллекция искусства 70-ых Эджио Марцоны и коллекция поп-арта, собранная супружеской парой Велле. Такое впечатление, что как деньги делают деньги, так и аккумулированный в городе «художественный капитал», как мощный магнит, притягивает всё новые коллекции.
Разговор о том, чтобы принять в Берлине ещё одну коллекцию – собрание миллиардера Фридриха Кристиана Флика – начались около полугода назад, и велись исключительно кулуарно и вполголоса.

Почему?
Ведь коллекция Флика является одним из наиболее ценных и значительных частных собраний современного искусства в мире, спектр простирается от Мондриана и Швиттерса до Рихтера и Польке. Коллекция, как говорят специалисты, «свежая»: то есть, завершается она буквально последними годами – скажем, в ней представлены фотографические серии Андреаса Гурски.

Спрашивается, что плохо?

Нехороша история коллекции, неразрывно связанная с историей семейства Флик. Чего только не было в этой истории. Глава династии, Фридрих Флик, пионер промышленной революции, к началу тридцатых годов стоял во главе индустриального концерна, включавшего в себя ведущие немецкие предприятия химической и металлообрабатывающей промышленности. Концерн становится одним из столпов военной машины Третьего рейха. Десятки тысяч вывезенных из Восточной Европы рабочих и военнопленных трудятся на заводах империи Флик. В 1947 году Нюрнбергский трибунал признаёт Фридриха Флика виновным в пособничестве нацистскому режиму и использовании рабского труда и приговаривает его к 7 годам лишения свободы.

Однако уже в 50-ом году глава династии был освобождён по амнистии, и вскоре стоял во главе концерна экономически не менее мощного, чем довоенный. Его дело унаследовал сын – ныне 75-летний, но пребывающий в добром здравии Фридрих-Карл Флик. В начале 80-ых его он оказывается в центре внимания в связи с так называемой «аферой Флика» - речь идёт о лоббировании интересов военной промышленности и нелегальных пожертвованиях в партийные кассы.

Кроме того, имя Флик неоднократно всплывало в ещё одном нелицеприятном контексте: как злостных неплательщиков в фонды, выплачивающие компенсации жертвам Холокоста и рабочим, насильственно угнанным в Германию – на том основании, что концерн был расформирован, предприятия – проданы и перепроданы, а та финансово-промышленная структура, во главе которой стоит сегодня Флик-внук, носящий имя Фридрих Кристиан, не имеет ничего общего с концерном времён третьего Рейха.

И вот дилемма: с одной стороны – блестящая коллекция, Фридрих Кристиан Флик – тонкий знаток современного искусства. С другой стороны – вышеперечисленные обстоятельства, пока явно перевешивающие в глазах немецкой общественности. Одним из главных защитником идеи приглашения коллекции Фликов, хотя бы на временное место жительства, в Берлин, является Клаус-Дитер Леман, президент Фонда Прусского культурного наследия:

«Речь идёт о том, чтобы одна из самых ценных коллекций современного искусства стала доступна общественности. Господин Флик уже предпринял немало шагов, доказывающих, что он осознаёт свою моральную ответственность, - так, им был создан фонд «Против расизма и в защиту толерантности»...»

Действительно, нельзя сказать, чтобы семья Флик не пыталась очистить своё имя: пару лет младший брат нынешнего главы династии, Герд-Рудольф попытался подарить Оксфорду профессорскую ставку – есть такая практика благотворительности. От намерения пришлось отказаться из-за протестов общественности. Та же судьба постигла и планы строительства в Цюрихе музея по проекту знаменитого Рем Кольхааза: семья Флик планировала подарить городу здание музея вместе с коллекцией.
Нет сомнений, что и сегодня речь идёт не только о «полировке имиджа» семьи Флик: страстный коллекционер Фридрих Кристиан Флик искренне озабочен поиском достойного пристанища для двух с половиной тысяч экспонатов своей коллекции, собиравшейся в течение десятков лет с любовью и великодушием.
Интерес Берлинских музеев к собранию Флика ясна: она послужит блестящим дополнением городских коллекций искусства 20-ого века.

Леман:

«Есть ещё одна деталь, характерным образом отличающая коллекцию Флика: он целенаправленно собирал работы, отражающие тему катастроф и конфликтов 20-ого века. Мне кажется, что в этом проявляется и собственный взгляд коллекционера на историю».

Многие ведущие деятели культуры уже выступили с обращениями и открытыми письмами, выражая протест против предоставления «политического убежища» «нехорошей коллекции». Клаус-Дитер Леман не возражает против дискуссии:

«Такого рода дискуссия остро необходима нашему обществу. Она даст возможность открыто говорить о проблемах, которые иначе втискиваются в узкие рамки готовых схем. А схемы никогда никому не шли на пользу...»

Что же: дискуссия о судьбе коллекции ещё предстоит.

«Обратно в бетон»: Дюссельдорфская выставка вспоминает о славной поре панк-движения

Панки: для немецкого обывателя под этим словом скрываются, как правило, немытые юные клошары, требующие пару центов на пиво перед входом в метро или магазин. Клетчатые рубахи, потёртая чёрная кожа, крашеные ирокезы и большое количество железа в разных местах. О том, что когда-то, лет тридцать назад, панки были своего рода авангардом общества, группой активного социального протеста, сегодня вспоминает мало кто. Об этой славной странице панк-истории решила напомнить открывшаяся в Дюссельдорфе выставка, носящая название «Назад в бетон». На ней побывал Евгений Майзель:

Обычно появление панка связывают с деятельностью британского провокационного деятеля культуры Малькольма МакЛарена, подсадившего ребят из рабочих кварталов на электрогитары и назвавшего их Sex Pistols.

Но, как и любое значительное культурное явление, панк зародился сразу в нескольких точках одновременно. Уже 1976 году в Дюссельдорфе – то есть, за год до выхода дебютного альбома «Секс Пистолз», - никому тогда ещё не известная группа MALE играет первые вполне панк-роковые вещицы.

В 1977 возникает в Дюссельдорфе и Берлине возникает целый ряд художественных практик – в основном это музыка, но также и визуальная культура, в основном фотографии, чуть позднее видео – которые сегодня принято относить к панк-культуре. Хитом той поры становится песенка Гарри Рага «Назад в бетон», которая и дала название дюссельдорфской выставке. Удивительным образом именно элегантный Дюссельдорф, всегерманская столица моды, стал колыбелью немецкого панка: панк-тусока группировалась вокруг отреставрированного собственными руками бывшего крестьянского подворья Ратингер Хоф под Дюссельдорфом, которое было превращено в клуб и концертную площадку под открытым небом. Поколение сегодняшних сорокалетних ещё прекрасно помнит славные дни Ратингер хофа.

Так что же это – своего рода ностальгия по славным временам?

Говорит куратор выставки Ульрике Грус:

«Я вовсе не считаю, что выставка имеет ностальгический характер. Мы поставили перед собой цель, по возможности, не комментируя, дать ожить тем временам. Мы не собирались переносить архив из того времени в наше и даже не хотели повторить настроение тех лет, да это и не возможно, а просто попытались предоставить слово самим экспонатам - картинам, фильмам, документам, музыкальным инструментам».

Экспозиция заняла три просторных зала. В первом зале, погружённом в полумрак, организаторы поместили четыре больших полых контейнера, мусорного типа. В каждом имелась дверь, а внутри стояли стулья и демонстрировалось видео тех лет, снятое очередным тогдашним дилетантом, гениальным или чаще не очень. На втором этаже посетителя ожидают два зала – один, чьи стены покрыты фотографиями, плакатами, обложками пластинок и фензинами – чёрно-белыми молодёжными журнальчиками тех лет, содержащими явный политический экстремизм. На стоящем тут же копировальном аппарате можно скопировать понравившуюся статью за умеренную плату. В последнем зале посетителя поджидает допотопная музыкальная техника, которой пользовались панки и музыканты, представители «Новой волны» – имеется, например, синтезаторы группы «Einstürzende Neubauten» и их легендарная ударная установка из гнутой жести и сталепроката.

Что объединяет эти работы, кроме времени и места их создания? Во-первых, низкий бюджет и ярко выраженный самодеятельный характер, эстетика «do it yourself», или «сделай сам». Первые панковские фотографы и режиссеры не имеют – прежде всего, по причине возраста – ни специального художественного образования, ни, зачастую, и желания это образование иметь. Работают они с полулюбительскими камерами Супер-8, Полароид и первыми VHS-ками. Мусорная резкая эстетика, частая, хотя совсем не нормативная, чёрно-белая гамма и антибуржуазный шокирующий стиль.

Некоторое отличие немецкого панка от британского заключается, пожалуй, в его явно большей интеллектуальной изощрённости. Это тоже неудивительно – ведь у немецкого панка не было хитроумного МакЛарена, с его фантастическим коммерческим чутьем – зато имелись весьма серьёзные корни из мира искусства. Генеалогия немецкого панка непосредственно восходит к авангарду и акционизму – в частности, к знаменитой венской группе «Флюксус» и великому инспиратору немецкого «contemporary art» Йозефу Бойсу. Поэтому, в частности, для немецкого панка был так характерен опыт художественного симбиоза – когда музыканты были одновременно художниками, дизайнерами, фотографами -- и наоборот.

А что же панк сегодня? Существует ли он как движение, или всё же его следует отнести к безусловному прошлому? И кто эти лохматые немытые люди, которые сегодня называют себя панками, требуя у прохожих «пару центов на пиво»? Ульрика Грус скептически относится к сегодняшней панк-кульутре:

«Конечно, конечно, есть панки и сегодня. Внешне они похожи на панков тех лет, но, конечно, не имеют ничего общего с тем начальным движением. Ведь в конце 70-х – начале 80-х на переднем плане был вовсе не имидж нигилиста, который обычно упоминается, когда речь заходит о панках. На первом месте был творческий потенциал этих людей, очень много творческой работы было проделано было в те годы...»

«Я хочу быть любимой вами»

Сорок лет назад от передозировки снотворного в своей постели умерла Норма Джин Мортонсон-Бейкер – та, что дала жизнь и лицо иконе по имени Мэрилин Монро. Она мечтала быть всеми любимой, мечтала о блеске и славе. И от того, и от другого она, незаконнорожденный ребёнок, проведший детство в интернатах, была бесконечно далека. Детская мечта о кинокарьере обретает реальные очертания, когда её, юную работницу оружейной фабрики, открывает фотограф Андре де Дьен. Это было в последний год второй мировой войны, Мэрилин было тогда 18. С 47-ого года следуют первые небольшие кинороли. Но уже вскоре Голливуд открывает коронное амплуа молодой актрисы: брюнетка Норма Джин становится блондинкой Мэрилин, легкомысленной, наивной, лукавой и соблазнительной: как Шугар, в «Некоторые любят погорячее» Билли Уайлдера...

Успех приходит не только к Мэрилин-актрисе: она становится секс-символом «всемирного радиуса действия». Когда она 54-ом году выступает перед американскими солдатами в Корее, рвущиеся увидеть звезду мужчины перестают слушать команды старших по званию, а в следующем году первый номер журнала «Плейбой» появляется с её фотографией на обложке.

Мэрилин не удовлетворена своим имиджем сексапильной блондинки: она берёт уроки актёрского мастерства, собирает библиотеку, переселяется из Голливуда в Нью-Йорк, где заводит дружбу с Энди Уорхоллом и артистической богемой вокруг его «Ниттинг фэктори».

Но всё бесполезно: жизнь иконы по имени Мэрилин всё больше происходит за пределами экрана - её светские выходы, её эскапады, её бесконечные свадьбы, разводы, романы. И - живущая до сих пор легенда о тайной любви с президентом Соединённых Штатов. Легенда, которому сама Мэрилин создала бессмертный саунд-трек, прошептав в микрофон: «Happy Birthday, Mister President...»

Дальше - кризисы, нервные срывы, попытки самоубийств, алкоголь, сильнодействующие лекарства. Неудовлетворённость жизнью – личной и профессиональной. «У меня такое чувство, что я всего лишь качественно выполненная подделка», - скажет она за год до смерти. «В сущности, я искусственный продукт». Тогда, в 62-ом году, казалось, что жизнь её снова начала налаживаться: она избавилась от алкогольной зависимости, собиралась повторно выйти замуж за звезду бейсбола Джо Димаджио.

5 августа её находят мёртвой. Ей было 36. В течение всей своей короткой жизни она хотела лишь одного: быть любимой...