Behilfsheim – «вспомогательное жильё», времянка: так называли в послевоенной Германии бараки или наскоро построенные дома, в которых находили приют жертвы бомбардировок. В последующие десятилетия, подгоняемые жилищным кризисом, строители на местах вчерашних бараков не менее спешно возводили блочные дома – увы, мало чем отличавшиеся от вчерашних времянок в архитектурном отношении. В середине 80-ых годов одни знаменитый итальянский архитектор, прогуливаясь по центру Кёльна, почти полностью состоящему из таких домов-коробок, изящно заметил, что, глядя на эти постройки, «не совсем ясно, решили ли люди остаться здесь навсегда – или лишь на время».

Однако с великим переломом 1989-ого года, с объединением Германии, к архитектуре начали предъявлять новые требования, иные, нежели сооружение жилых построек, а у архитектуры возникли новые амбиции. Чего строит одна лишь сверхзадача срастить «сиамских близнецов» - Восточный и Западный Берлин. Об итогах развития новой немецкой архитектуры за последнее десятилетие рассказывает выставка, открывшаяся в Берлинском выставочном центре, носящем имя великого архитектора-конструктивиста Мартина Гропиуса. Выставка была приурочена к Всемирному конгрессу архитекторов, который прошёл в Берлине на прошлой неделе – мы рассказывали об этом событии в нашем радиожурнале.

По замыслу организаторов – Всегерманского союза архитекторов и объединения архитекторов Города Гамбурга, где находятся многие ведущие конструкторские бюро, - выставка должна стать своего рода рекламной платформой для новой архитектуры Германии. Из Берлина она отправится в пятилетнюю одиссею по всему миру, в частности, намечены остановки в Москве и Санкт-Петербурге. Экспозиция носит название «Новая немецкая архитектура: отражение современности». Как говорит куратор выставки Ульрих Шварц:

«Это попытка отразить нынешнее состояние культуры и общественной жизни Германии и мира – такого, каким он видится из Германии. Ведь архитектура – это всегда отражение того контекста, в котором она возникает. Не случайно архитектурные стили носят те же названия, что и эпохи политической и общественной жизни: скажем, «романтический стиль» или «тоталитарный стиль». Архитекторы всегда черпают идеи из духа эпохи – сознают ли они это сами или нет».

Для представительного шоу достижений немецкой архитектуры из 800 проектов, поданных на конкурс, было отобрано 25. Отбор осуществляла комиссия из представителей ведущих немецких и международных архитектурных бюро. Как говорит член жюри, швейцарский архитектор Эрнст Хубели:

«Мы выбирали не самые красивые здания, а те, которые казались нам показательными для состояния немецкой архитектуры и, так сказать, наиболее выразительны, – то есть, глядя на них, даже человек непосвящённый должен составить себе представление, что такое современная архитектура...»

Почти все проекты несут неизгладимый отпечаток великой немецкой традиции стиля баухаус, идущей от всё того же Вальтера Гропиуса или Людвига Мис ван дер Рое. Конечно, традиция конструктивизма и функционализма получают, так сказать, новое наполнение: немецкие архитекторы блестяще используют все новейшие достижения техники, как, скажем, волшебный стеклянный дом-куб с характерным индустриальным названием "Р 128" – работа штутгартского инженера Вернера Зобека: дом, ведущий совершенно автономное от окружающего мира существование, собирающий, перерабатывающий и перераспределяющий электроэнергию, воду, регулирующий освещённость и так далее. Но исчерпывается ли восхищением перед совершенством техники современная архитектура?

Почти ко всем проектам берлинской выставки можно применить определение «коробка» (форму параллелепипеда имеют 15 из 25 проектов): коробка для детей (детский сад, построен в Берлине архитекторами Штефаном Хёне и Кристофом Раппом), коробка для книг (библиотека, построенная по проекту архитектурного бюро «Ortner & Ortner» в Дрездене), коробка для чиновников (выдержанное в стиле двадцатых годов здание районного управления в берлинском Кёппенике). Несмотря на интересную работу с цветом и материалы (сочетание кирпича и больших стеклянных поверхностей, терракоты и матированной стали, холодного бетона и тёплого дерева) здания оставляют ощущение некоторой монотонности и равнодушия к человеку. Впечатление обманчивое: внутренние пространства «зданий-коробок» светлы, просторны, удобны – целиком и полностью обращены к потребителю. Но наружу эта открытость как-то не пробивается. Есть, конечно, исключения - скажем, церковь Сердца Господня в Мюнхене: ещё одна коробка, фасад которой, однако, в дни службы раскрывается, как книга, открывая скрытый, малый вход в церковь. Здание, полное глубокого символизма. Или биоморфной формы, как будто выросшее из земли здание Музей древнего человека в долине Неандерталь. Или крематорий, построенный в Берлине архитектором Акселем Шультесом – уходящие ввысь ряды белых колонн, как стволы деревьев, над которыми – только небо. Архитектура, не опровергающая, но сглаживающая печаль этого места. Кстати, второе знаменитое здание Шультеса в Берлине – это Резиденция федерального канцлера, Bundeskanzleramt.

Продуманная простота, ответственность перед экологией, функциональность, техническое совершенство – немецкой архитектуре есть чем похвалиться. Так считает и участник всемирного архитектурного конгресса, архитектор Леон Вольхаге:

«Мы производим невероятно много. В Германии строится больше зданий, чем во всей остальной Европе вместе взятой. Причём строится на очень высоком техническом уровне, очень профессионально. Я считаю, что прагматизм и практичность, которые характерны для немецкой архитектуры, вполне достойны того, чтобы их оценили и за пределами страны».

Именно в этом и состоит цель выставки. И, вероятно, в небольшом норвежском городе прекрасно прижился бы детский садик со стеклянной крышей, а московские дети только радовались бы, ходя в прекрасно спланированную и качественно построенную школу с зимним садом и бассейном. Но: это не те здания, которые претендуют на то, чтобы остаться в веках как знак нашей эпохи. Не случайно горизонт нового Берлина пока определяют стеклянный купол Рейхстага, возведённого англичанином Норманом Фостером, и комплекс зданий на Потсдамер платц, построенный итальянцем Ренцо Пьяно.
В выступлениях многих немецких архитекторов на Всемирном конгрессе сквозила лёгкая обида на власти Берлина. «Мы уже готовы к международной конкуренции на самом высоком уровне», - говорят они. Может быть. Ведь как раз за зданием Ренцо Пиано уже высятся фантастические дуги вокзала Леертер Банхоф – его строит немецкий архитектор Майнхард фон Геркан.

«Не только марш Мендельсона»: в Берлине проходит фестиваль свадебной музыки и церемоний

Heimatklänge – этот летний музыкальный фестиваль, название которого можно художественно перевести как «звуки родных просторов», имел репутацию самого продолжительного во всей Германии: он растягивался на всё лето, привлекая в немецкую столицу музыкальные коллективы из самых отдалённых «родин». В этом году фестивалю было решено придать новый имидж и новый наряд. Вера Блок рассказывает.

Фестиваль «хайматкленге» называют самым медленным в мире. Из года в год он растягивается на все лето, и в течение семи недель любители дальних стран и экзотических мелодий могут посещать концерты музыкальных коллективов из самых дальних уголков мира. Поначалу, в конце восьмидесятых, концерты были бесплатными, но организаторам все туже приходилось затягивать пояса, а берлинским меломанам - все глубже залезать в кошелек, чтобы окунуться в музыкальный мир фестиваля. В начале девяностых, когда "Хайматкленге" проходил еще в палатке, а команды выступали под открытым небом, вход стоил три марки. Нынче же самый крупный летний фестиваль немецкой столицы приютил новый ультрасовременный концертный комплекс Темподром. Бетонные стены и стеклянный купол стоят денег - и за вход нынче приходится выкладывать десять евро. НО для заядлых поклонников фестиваля и этномузыки это не препона.
Тем более, когда у входа в зал гостей встречает свадебная пара - жених в смокинге и в цилиндре и невеста с осиной талией в корсете и роскошной грудью, слегка прикрытой тюлем фаты

музыка.

Свой пятнадцатый юбилей фестиваль Хайматкленге решил отпраздновать сменой имиджа и даже имени. Их «Звуков Родины» он на этот раз превратился в «звуки свадьбы» - "хайратскленге". Рассказывает одна из художественных руководителей Кристина Земба:

«Раньше была только музыка. В этом году есть рынок, с аттракционом, с цирком из Эфиопии, есть группы уличного театра на тему свадьбы, более иронически, показывают то, что может не получиться на свадьбе».

И действительно, то тут то там в зале можно увидеть группы зевак, столпивших вокруг жениха с невестой. А те, словно не замечая публики, рвут друг у друга на голове волосы, вопят и собираются разводиться, еще не вступив в брак. В другом углу невеста на последнем месяце беременности делится со зрителем своими проблемами. А рядом, не обращая внимания на матримониальные перипетии, крутят сальто и строят живые пирамиды артисты цирка из Сенегала.

Хотя в этом году фестиваль пришлось в связи с сокращением бюджета ограничить всего четырьмя неделями, организаторам удалось собрать самые лучшие свадебные оркестры мира, а также музыкантов, играющих мелодии, которые могли бы украсить любую свадьбу - от Египта до Аляски. В их числе и знаменитый оркестр Бобана Марковича, игравший в фильме Эмира Кустурицы «Анденгаунд» и популярнейшая турецкая свадебная капелла Бергмали Тайфы.

«Они очень популярные в Турции на свадьбах, и когда мы спросили, может ли он приехать в Берлин играть три ночи, и сколько мы можем платить, он сказал: «Знаете, даже на свадьбах в Турции мне платят намного больше. Но, ладно, все-таки очень интересно, забавно. Я приеду»».

Но, внимание! Главная особенность нынешнего фестиваля:
все желающие могут официально зарегистрировать брак прямо во время концерта.

«Мы работаем вместе с загсом, и они сразу же были в восторге и сказали: «Ну конечно, сделаем, очень хорошая идея». Уже несколько парочек будут жениться. Пока у нас пять, и кажется, что будет больше. Загс обещает ускорять все бумажные истории. Это не как Лас-Вегас, просто прийти и жениться невозможно. Это настоящая свадьба».

Единственное условие, которое поставил Берлинский загс - обряд бракосочетания должен проходить под крышей. В противном случае процедура считается в Германии недействительной. Поэтому организаторы фестиваля Хайратскленге предлагают брачующимся возможность обменяться кольцами на большой крытой сцене в присутствии многих сотен зрителей, или в установленной на крыше палатке, где хватит места гостям и родственникам жениха и невесты. Ну а что касается музыкального сопровождения, то тут молодожены могут выбирать между свадебными оркестрами из Индии, Турции, Сенегала или Югославии.

Остается надеяться, что брак, заключенный под такой музыкальной мультикультурной звездой окажется прочным.

«Непобедимый Джеймс и железный Феликс»: в Вашингтоне открылся первый в мире музей шпионов

В Вашингтоне открылся Музей истории международного шпионажа. Об этом необычном музее рассказывает наш корреспондент.

По верху фронтона здания – изображения подозрительных типов в тёмных очках, в шляпах, надвинутых на брови, и с поднятыми воротниками плащей. Они как будто сошли с классических плакатов типа «Враг хитёр, в нём звериная злоба, смотри в оба». Или «Loose lips sink ships» - «Болтовня топит корабли».

Шпионы всех мастей и расцветок встретились в вашингтонском, только что открывшемся Музее истории международного шпионажа. Тут шпионы как реальные, так и мифические, шпионы по профессии, шпионы по призванию, по влечению сердца или патриотическому долгу. Это, к примеру, Мата Хари, легендарная танцовщица-шпионка времён Первой мировой, и не менее легендарный, хотя и вполне выдуманный Джеймс Бонд. Тут Остин Пауэрс – шпион из комедийных фильмов, и невыдуманный Пауэрс, Френсис Гери, пилот шпионского самолёта, сбитого над Свердловском в 1960-м году, обмененный впоследствии на разоблачённого в Америке советского шпиона Рудольфа Абеля. Тут Феликс Дзержинский, отец-основатель КГБ, и Аллен Даллес, один из первых директоров ЦРУ. Тут Марлен Дитрих, знаменитая киноактриса, выполнявшая задания американской разведки в годы Второй мировой войны. Все они – герои экспозиции нового Музея. Он расположен по соседству со штаб-квартирой ФБР, однако ни эта служба, ни ЦРУ, ни Агентство национальной безопасности не имеют официального отношения к созданию Музея, разве что любезно согласились предоставить некоторые экспонаты. В совещательный совет Музея вошли, в частности, отставной адмирал Стенсфилд Тернер, бывший директор ЦРУ, и отставной генерал КГБ Олег Калугин, заочно осуждённый в России за опубликованные на Западе мемуары. Там Калугин описывает, как он готовил убийство болгарского диссидента Георгия Маркова при помощи зонтика с отравленным остриём. Зонтика среди экспонатов нет.

Несмотря на идеологическую подоплёку, музей шпионажа - предприятие вполне коммерческое, билет - 11 долларов, несколько дороже билета в кино. Создание музея обошлось в 40 миллионов долларов, а инициатива принадлежит Милтону Молцу, мультимиллионеру, владельцу радио- и телевизионных станций. На стендах - орудия шпионажа американского, советского, германского, британского, балканского и прочего. Среди экспонатов – стреляющий тюбик губной помады под висельно-юмористическим названием «поцелуй смерти» - советское изделие; сверхминиатюрная фотокамера в виде наручных часов, изготовленная в Германии в 1949 году; современный американский набор пластиковых масок для мгновенного изменения внешности, радиопередатчик, вделанный в каблук башмака и тому подобные вещи. Одна из комнат музея– копия кабинета Дзержинского. Такого внимания он удостоился потому, что, по словам директора музея, Питера Ернеста, именно Железный Феликс первым распространил на всё общество методы профессиональной слежки. По принципу Дзержинского, как считают, работало не только КГБ, но и гестапо у Гитлера, и штази в Восточной Германии.

При музее есть магазин сувениров, где можно приобрести копии различных шпионских приспособлений, хотя, конечно, по уровню техники ему трудно сравниться с магазинами современных орудий слежки, подглядывания и подслушивания. В одном лишь Манхеттене я насчитал шесть таких магазинов. Но это уже другая тема.