Недавно один украинский коллега, которого уже просто в силу его национальности трудно заподозрить в чрезмерной симпатии к русским, сказал мне: "Кто пытается представить Путина или его политику лишь в одном измерении, рискует занять неверную позицию". Огульные суждения и морализаторство были и остаются частью стандартного набора приемов комментаторов и журналистов, пишущих о России. Детали и причины происходящего, равно как и многократно цитируемая "взаимосвязь событий" - по-прежнему вне внимания прессы. Почему, если речь заходит о США, то мы употребляем слово "патриотизм", а когда имеется в виду Россия, то тут у всех на языке "национализм"? Ну да, Путин установил контроль над телевидением. Но а какой свободе прессы, собственно, может идти речь? Наивысшая степень этой самой свободы была, безусловно, достигнута в последние годы правления Горбачева. При Ельцине она превратилась в безудержное чернение кого ни попадя. Давайте будем честными до конца: содержание передач определял тот, кому принадлежал телеканал. Вынужденно прокремлевские репортажи государственного канала или оплаченные антиправительственные выпады частного телевидения – к настоящей свободе прессы ни то, ни другое никакого отношения не имело...

"Не осуждай соседа, прежде чем не пройдешь милю в его мокасинах"

"Там нет гражданского общества" – вот второй излюбленный повод морщить нос в разговоре о России. Для формирования гражданского общества необходимо время, в приказном порядке тут ничего достичь нельзя. Но ведь именно этого самого времени у России пока было очень мало. А кроме того, если человеку каждый день приходится решать насущные проблемы бытия, у него просто сил нет изображать суверенного гражданина. Когда-то мне в моей работе очень помогла одна индейская пословица: "Не осуждай соседа, прежде чем не пройдешь милю в его мокасинах". Нужно уметь войти в положение тех людей, о которых хочешь писать репортаж. Вот, например, что, скорее всего, ответил бы средний российский гражданин на вопросы о Чечне: "Вот заладили там на Западе – необходимо найти политическое решение чеченского конфликта. Мы бы тоже от него не отказались - между прочим, там гибнут наши ребята. Ну, а где же было ваше политическое решение в Косово? Где оно в Ираке, в Афганистане или на Ближнем Востоке? Вы говорите о реформах и пытаетесь оказать на нас давление, если у нас события развиваются не так, как вам бы хотелось? Но - увы! – желаемое и действительное – это две разные вещи. Вы критикуете Путина, но, каким бы он там ни был, массу вещей он делает правильно, и это во всяком случае во много раз лучше, чем то, что мы имели до сих пор. Так что придется нам справиться и с этим, а вы – ограничьтесь, пожалуйста, ролью зрителей". Вот так, пожалуй, ответил бы россиянин на вопрос о Чечне. И действительно, никто не собирается защищать войну в этой республике. Никакие рассуждения не смягчат страданий и боли с обеих сторон, они не касаются совершаемых втайне военных преступлений. Речь идет лишь о попытке восстановить справедливость, которая нарушается, когда Запад начинает обвинять россиян во властных амбициях и преднамеренном геноциде...

Самая серьезная опасность – это не возврат к коммунизму...

Путин не является стопроцентной гарантией безопасности и экономического подъема – да и кто может дать такие гарантии? Но с ним у России появился шанс. Ведь самая серьезная опасность – это не возврат к коммунизму или к великодержавным амбициям, и не "управляемая демократия", а такие простые вещи, как коррупция и моральное разложение. Кстати, похоже, ни первое, ни второе, сегодня не является более исключительно российской прерогативой. Просто в стране, находящейся в процессе коренной перестройки, это гораздо больше бросается в глаза, чем в благополучных государствах Запад.

Перевод: Елена Грановская