Ради того, что они считают важным для общества, эти люди рискуют всем - работой, репутацией, жизнью. Их называют информаторами или разоблачителями, и их становится в России все больше. Доклад "Сотня разоблачителей" на этой неделе опубликовала международная правозащитная группа "Агора". В нем собраны истории таких разных людей, как Александр Литвиненко и Алексей Навальный, и сделан вывод о том, что для защиты разоблачителей в России практически нет никакой правовой базы.

Но и одних законов недостаточно, если деятельность таких людей не будет иметь широкой общественной поддержки, считает глава "Агоры" Павел Чиков. Почему - он объяснил в интервью DW.

DW: Сто человек в докладе. С какого момента вы начали считать и что это за люди?

Павел Чиков: Мы изначально хотели охватить период правления Путина, начав с конца 1990-х, считая отправной точкой громкую пресс-конференцию с участием Александра Литвиненко и других сотрудников ФСБ в 1998 году, заявивших о том, что получили от руководства приказ об убийстве Бориса Березовского. Но потом вспомнили еще о деле Александра Никитина, офицера российского ВМФ, который распространил информацию о том, что подлодки Северного флота сливают радиоактивное топливо в открытое море. Его обвинили в госизмене, но он смог добиться оправдательного приговора.

Но по статистике и в таблице, которую мы составили, видно, что 90 процентов случаев пришлись на последние десять лет, а треть - вообще на последние два года. Охват хоть и долгий, но собственно, явление приняло системный характер только в последние несколько лет.

- Кого или что они разоблачали?

- Прежде всего, речь идет о трех сферах. Одна из них - полиция, здесь взрыв (разоблачений. - Ред.) имел место на волне общественного резонанса, вызванного преступлением майора Дениса Евсюкова (приговорен к пожизненному заключению за убийства двух человек в московском супермаркете в апреле 2009 года. - Ред.). Следующая волна в этой сфере выплеснулась, начиная с видеообращения (с критикой в адрес российской милиции. - Ред.) майора Алексея Дымовского.

А после того, как начались реформы в МЧС и в системе здравоохранения, пошли разоблачения со стороны сотрудников этих двух ведомств. Это были тренды с 2009 по 2016 годы. Сейчас мы наблюдаем широкий охват разных тем - это истории о поборах в школах, о насилии в психоневрологических диспансерах, истории из неочевидных мест, как правило, скрытых от глаз общественности.

- Разоблачитель - довольно почетная роль на Западе. Та же Чэлси Мэннинг - почти звезда. В России отношение к разоблачителям другое?

- Отношение двойственное. История Дымовского сильно расколола общество. Половина высказывалась в его поддержку, а другая половина воспринимала его в качестве своего рода предателя и стукача. Я бы не утверждал, что на Западе whistleblower (человек, обнародующий секретную информацию о противозаконной или вредной для общества деятельности какой-либо организации. - Ред.) - это однозначно человек положительной репутации. И поддержка преследования Челси Мэннинг за госизмену была (в США. - Ред.) тоже довольной широкой.

- Точнее будет сказать, что уровень поддержки разоблачителей в России ниже?

- Да, это правда, уровень поддержки разоблачителей в России значительно ниже.

- О судьбах некоторых - Литвиненко или Магнитского - известно достаточно. Что ждало тех, о ком публично известно не так много?

- Нам удалось отследить судьбы примерно половины из сотни, и мы приводим эти данные в докладе. Те, кого удалось отследить, столкнулись с негативной реакцией и негативными последствиями своих действий. И примерно в половине таких случаев это было увольнение, в каждом пятом случае - уголовное преследование. Мы отмечаем также случаи смертей.

Довольно трудно было бы утверждать о наличии причинно-следственной связи: без расследования и судебного решения это было бы голословно. И тем не менее мы отмечаем, что случаи с Магнитским, Литвиненко - подозрительные. Судьбы половины упомянутых разоблачителей нам не удалось отследить.

- В докладе вы упоминаете, что на русский язык нет адекватного перевода для английского слова, которым обозначается такая деятельность - whistleblower. Нет перевода, нет и понимания и поддержки такой работы?

- Whistleblower и по-английски не очень академично звучит. В русском слово очень модное, предлагаемый нами перевод кажется оптимальным, ибо все остальные варианты несут негативную коннотацию. Явление новое, причем для большинства стран, в том числе и европейских. Активно развивается оно всего последние лет десять. Но тренд четкий, и разоблачители все чаще будут оказываться в фокусе общественного внимания. Отсюда и термин будет наполняться смыслом. Надеюсь, прежде всего положительным.

- В Германии сейчас обсуждается история молодой девушки из Дрездена, которая подала в полицию на одноклассника за нацистские и антисемитские заявления. Она получила премию за свое гражданское мужество, общественную поддержку и внимание СМИ. За разоблачение каких преступлений в России сегодня можно рассчитывать на такую поддержку?

- Дело в том, что разоблачители служат стресс-тестом в первую очередь для демократических стран. Сноуден и Мэннинг бросили вызов американскому обществу, скандал вокруг Deutsche Telekom и Dieselgate - немецкому обществу, коррупционные скандалы вокруг Teliasonera и Telenor - шведскому и норвежскому. В большинстве случаев источниками скандалов были разоблачители - внешние или внутренние.

В России можно вспомнить мощнейший резонанс, который вызвало письмо Надежды Толоконниковой о тюремных порядках в женских колониях. Его прочел миллион человек за первый месяц. Расследования и разоблачения Алексея Навального снискали ему большую славу и общественную поддержку. Да, это скорее внешние разоблачители, они не чиновники. Чиновнику вызвать общественную поддержку сегодня в России сложно из-за высочайшего уровня недоверия к власти.

Смотрите также: