Для этого дебюта отцу Олегу пришлось пожертвовать не только уже запланированным отпуском во Франции, но и окладистой бородой. Зато можно говорить о сенсации: состоялся долгожданный дебют русскоязычного певца в одной из центральных партий на Зеленом холме! Олег Брыжак, солист Немецкой оперы на Рейне (Дюссельдорф), заменил сошедшего с дистанции коллегу, Мартина Винклера (Martin Winkler), всего за неделю до начала фестиваля. После "Золота Рейна" взыскательная байройтская публика дружными овациями одобрила нового Альбериха.

Олег Брыжак – давно состоявшийся вагнеровский певец. На ведущих сценах Германии, Австрии, Америки он спел не только Альбериха, но и Клингзора, и Голландца, и Ганса Сакса. В свободное от сцены время отец Олег служил протодиаконом в украинской православной церкви.

DW: Отец Олег, расскажите, как вас "настигло" приглашение в Байройт?

Олег Брыжак: Внезапно. Я несколько раз бывал в Байройте на прослушиваниях. Потом меня пригласили на партию Клингзора на 2016 год, но никакого разговора об Альберихе не было.

- Сколько у вас было времени, чтобы ввестись в роль?

- Неделя.

Пришлось репетировать с десяти утра до десяти вечера. Костюм и грим – за неделю. Впрочем, мне в моей карьере не раз приходилось выручать театры в день премьеры, а то и за два-три часа до спектакля.

- Расскажите о себе. Вы родом из Казахстана?

- Я продолжаю о себе говорить, что я родом из Советского Союза. Я приехал в Германию как раз во время августовского путча. Я получил образование как баянист в Караганде, сперва в музыкальной школе, потом в училище. Стипендия была маленькая, 30 рублей, и мы, студенты, подрабатывали в хоре.

Меня заметил руководитель, предложил перейти на вокальное отделение. Я сперва отказывался, потому что я был, должен вам честно сказать, неплохим баянистом. И у меня имелся прекрасный концертный инструмент – "Юпитер". По сути, мой отец уговорил меня стать вокалистом, три дня меня уламывал.

- Отец был музыкантом?

- Нет, хотя он прекрасно играл на гармошке, гитаре, скрипке, мандолине и балалайке. Отлично пел, хотя и фальшиво, но у него был сильный тенор. Консерваторию я закончил, уже будучи солистом театра в Алма-Ате. Потом я пел в Челябинске, во Львове. Последняя моя остановка – Капелла имени Глинки в Санкт-Петербурге.

- А как вы оказались в Германии?

- В 1990 году я пел в Штутгарте на международном конкурсе колоратурных певцов имени Сильвии Гести, получил вторую премию и приглашение в театр Карлсруэ. С 1996 года я - солист Немецкой оперы на Рейне в Дюссельдорфе.

- Говорят, что к Вагнеру певец должен приходить в зрелом возрасте. Каков был ваш путь?

- Альбериха я спел в 34 года. Но что касается таких партий, как Зигфрид, Хаген или Ганс Сакс, то я не советовал бы их петь рано. Тут нужен певческий опыт. Иначе споешь один-два раза, а потом просто потеряешь голос. Честно говоря, когда я приехал в Германию, Вагнер для меня был чем-то непонятным, скучным. Понимание этой музыки приходит по мере того, как ты ей занимаешься. В Вагнере, не все это понимают, очень важна связь между музыкой и текстом. Смысл и звучание каждого слова необыкновенно значительны. Для меня как для вокалиста Вагнер – это вызов чисто технически. Но я не устаю повторять, что Вагнера следует петь с наслаждением. Только если ты наслаждаешься, находишь вкус в этой музыке и этой игре с текстом, только тогда ты можешь ее хорошо петь.

- Вы пели на множестве крупных сцен. Чем от них отличается Байройт?

- Честно? Ажиотажем. Медийной шумихой.

- Вы ввелись в постановку, скажем так, спорную. Насколько комфортно вы себя чувствуете в этом "Кольце"?

- Начнем с того, что вписаться за такой короткий срок сложно в любом случае. Для меня было главным просто изучить "географию" этого спектакля. Кроме того, мы, певцы, работаем с музыкальным материлом. Режиссеров, к сожалению, мы не можем выбирать.

Но я хочу одно сказать, не касаясь лично этого режиссера, про современных режиссеров вообще: cегодня в мире накопилось столько проблем, геополитических, межнациональных, социальных, что режиссеры, естественно, хотят показать эти проблемы на сцене. Мои претензии - к сегодняшним композиторам: где новые оперы, которые отвечали бы времени и проблемам? Нет их! Режиссеры как-то пытаются компенсировать это, пользуясь классической музыкой. И я их понимаю. Даже если их представление об этой музыке не всегда совпадает с моим.

- Франк Касторф прочитал "Кольцо" как противостояние двух систем: империализма и социализма. А о чем для вас эта музыка?

- Все "Кольцо" Вагнера построено на весьма определенном послании к человечеству: те люди, которые стремятся к безграничной власти, в конце концов проиграют.

- Не устаешь удивляться актуальности Вагнера. Вот мы сидим с вами на Зеленом холме, беседуем, а всего в паре тысяч километров идет война…

- Мне очень больно на это смотреть. Я невольно вспоминаю судьбу моего отца: он был украинец. Когда пришла немецкая армия во время войны, ему было 15 лет. Его отправили в Германию на работы. Он выжил там, но когда вернулся домой, был осужден как врага народа на 25 лет лагерей и отправлен в казахстанский ГУЛАГ. Там, на поселении, я и родился. До 1960-х годов люди не могли выехать оттуда.

Лишь в конце шестидесятых отец был реабилитирован. Но мне посчастливилось в одном смысле: я вырос среди людей, которые представляли все национальности Советского Союза. Там были и немцы, и грузины, и латыши, и литовцы. Мы, дети, выросли в абсолютно интернациональном обществе. И сегодня для меня сказать, что какая-то нация лучше, чем другая, просто немыслимо.

Я люблю Украину, я люблю Россию, я люблю Казахстан. Для меня межнациональная рознь – что-то непонятное. Как можно делить Россию и Украину? Давайте будем честно говорить: половина России – украинцы. А сколько русского населения на Украине? Но самое страшное для меня, это я говорю уже не как оперный певец, а как протодиакон, что в этом конфликте гибнут люди. Каждый день, каждый час. Гибнут дети. Нет и не может быть политических целей, которые это могли бы оправдать.

- Где вы служите, отец Олег?

- В украинской православной церкви в Крефельде под Дюссельдорфом. Я был рукоположен в дьяконы на Украине, в церкви Московской патриархии, тогда не было еще разделения, в конце 1980-х годов. Моим искренним желанием было уйти в церковь, и это желание меня и сегодня не оставляет. В нашем приходе есть люди и из России, и из Украины, из Казахстана, бывшей Югославии, православные немцы, эфиопы. И мы не допускаем у себя никакой межнациональной розни.

- На каком языке вы служите?

- На украинском и на немецком. Евангелие читается на двух языках. А возгласы и ектиньи – я уже смотрю, кого сегодня больше.