«Во все европейские страны, в Америку и в Японию я отправлял десятки тонн: сервизы всех видов, парадные, праздничные, на каждый день, игрушечные... Моя фабрика и сейчас работает. Чехи ее национализировали. Там остались настоящие мастера. Верю, что они сохранят добрую репутацию нашей фирмы. Ведь она существует с 1701 года. Первым владельцем-учредителем был прадед моего прадеда, стеклодув и гончар. Богемское стекло славится много веков, и в этой славе изрядная доля нашего рода. Мы называли себя «богемские немцы».

На моей фабрике бывало больше тысячи рабочих и техников – можно сказать, наследственно связанных с нашей фабрикой, с нашей семьей. Они жили в собственных домах. За 250 лет у нас не было ни одной забастовки, ни одного конфликта с рабочими. Правда, в начале и в середине прошлого века многие европейские страны повысили таможенные пошлины на богемский хрусталь, а немецкие и русские фабриканты стали переманивать у нас мастеров. Однако наша фирма тогда выстояла. И уже на памяти моего отца не знала тревог. Ведь и в годы любых кризисов люди покупают посуду себе и в подарок – на свадьбы, на юбилеи, на дни рождения. И всегда празднуют Рождество, и всегда есть покупатели игрушек.

Со многими рабочими мы были знакомы лично. И со многими встречались не только на фабрике и в церкви, но и семейно. Я был третьим из четырех братьев. Отец нас всех водил на фабрику, едва мы начинали ходить. Знакомил с мастерами, рабочими. Поощрял, если мы играли в стеклодувов. Но старшие братья не заинтересовались этим. Один стал архитектором, другой – врачом. Только мы с младшим, как хотел отец, начали изучать химию. И уже студентами должны были работать на фабрике. В семье были непреложные традиции: хозяин должен был начинать с самой черной работы. Приезжая на каникулы, мы первый год таскали мешки, месили глину, выполняли все поручения мастеров. На фабрике знали, что никаких поблажек нам делать нельзя. И зарплату мы получали, как все чернорабочие. И не посмели бы опоздать утром ни на минуту или раньше других уйти на обед. И потом мы должны были последовательно работать на всех участках. И мастера, которые нас учили, были к нам взыскательнее, чем ко всем подмастерьям. Отец говорил: «Этого требуют и семейные традиции, и реальные интересы фирмы. Будущий хозяин должен знать дело по-настоящему».

В первую мировую войну я воевал в австрийской армии, был ранен. Отец умер: его доконало крушение империи. Старая Австро-Венгрия была куда лучше, сем ее изображают сатирики. И в Чехословакии жилось неплохо. Да, там обострялись давние национальные противоречия. Разумеется, у чехов было и вполне справедливое недовольство имперскими властями – дойчмейстерами. И словаки справедливо обижались на венгерских чиновников и помещиков-аристократов. Но из справедливого недовольства, из старых обид слишком часто возникает слепая мстительность и безрассудные шовинистические претензии. Зигмунд Фрейд, великий ученый, написал о комплексе неполноценности. Именно этот комплекс рождает шовинистические предрассудки и маниакальную ненависть к инородцам. Именно так вырастали у немцев ненависть к французам, антисемитизм, презрение к славянам...

Но и у чехов были свои маньяки-шовинисты. А среди моих земляков завелись судетские нацисты. Не знаю, какой будет новая Австрия. Надеюсь, что не станет ни сплошь красной, ни черной. И уж конечно ни коричневой... Я бы хотел, чтобы она стала разноцветной, радужной. Одноцветность – это всегда плохо. И в искусстве, и в жизни. А для стран и наций – опасно. Вот и ваша великая страна (я всегда считал Россию страной великой культуры и великого духа) очень пострадала от одноцветности».

- Я не эмигрант, я не хотел уезжать. Меня лишили гражданства. Меня Брежнев лишил гражданства, и я стал немецким гражданином. И занимаюсь в Германии тем же, чем занимался в России. Моя жена покойная, Раиса Орлова, и я – мы занимались одним и тем же делом, только как бы с другой стороны. В Москве мы заботились о том, чтобы люди узнавали немецкую, американскую литературу. А здесь, в Германии, мы больше занимались изданиями произведений русской литературы и знакомили с ней немцев. Я вообще не очень хорошо отношусь к бесплодной ностальгии. Любишь родину – работай на нее.

Главное дело, которым я здесь занимаюсь, – это осуществленная, еще студенческая мечта. Это издание книг, сборников, статей, документов на тему, как русские узнавали немцев и как немцы узнавали русских. Называется это предприятие коротко – «Вуппертальский проект». Мы издаем две серии книг: «Россия и русские глазами немцев», «Германия и немцы глазами русских». В первой серии издано к началу девяностых годов три тома. Первый том – от летописцев до Лейбница. Второй том – век просвещения. Третий - Россия 19 века глазами немцев. В другой серии первый том – от летописцев до предшественников Петра,то есть до конца 17 века. Второй том: Германия и немцы глазами русских века просвещения. И внеочередной том: Германия и немцы в русской поэзии 20 века.

Достоевский сказал когда-то, что он не знает другой страны в мире, о которой бы так мало была сведений за рубежом, как о России. В Германии знают больше, чем, скажем, в США, но тоже очень мало. И я должен сказать, что и в России Германию знают очень мало. А Вторая мировая война, больше чем Первая, способствовала искажению образов, представлений. Издавна в России существует устоявшееся представление о педантичных, аккуратных, чистоплотных, сентиментальных, но высокомерных, жестоких, бессердечных, мелочных немцах. Вот это – абсолютно ложный образ. Потому что немцы такие же разные, как русские. А в Германии, напротив, можно найти и поныне бытующее представление о таинственной русской душе, от которой можно ждать всего: и нежности, и невероятной жестокости, и ярости.

Все эти образы чужого, легко перерастающие в образы врага, сейчас менее распространены, менее популярны, чем, скажем, 50 лет назад, но они существуют. И вот у нас сложилось убеждение, что и там, и здесь, и в Германии и в России, это следствие комплексов неполноценности. В Германии люди воспринимали Россию как мощную, опасную, грозную силу, которая самому Наполеону хребет сломала. Это с одной стороны. С другой стороны, в прошлом веке демократия и либералы видели в России опору немецкой реакции, и не без основания.

Одним из наиболее злобных врагов России была «Новая рейнская газета» Маркса и Энгельса. В 1848 году огни призывали к войне против России. Комплекс неполноценности был и здесь.

И все эти комплексы неполноценности, свой страх перед мощью и непредсказуемостью России немцы старались уравновесить презрением к варварству, к дикости, пьянству. А в России зависть к большему богатству, к более благоприятным материальным условиям уравновешивали презрением к мелочности, а потом и подозрительностью.

- Сейчас идет развал такой, которого еще никогда не было за последние 300 лет в истории России. Потому что разваливается не только хозяйство, разваливается не только экономика. Это всё наследство советского крепостного права, последствия омерзительного тоталитарного управления государством, последствия нелепой политики и экономики. Всё разваливается. Но что хуже – разваливается духовная жизнь. Если вчера, позавчера, исторически из-за образа врага, из-за этих коллективных предрассудков, которые часто определяются даже не сознанием, не разумом, а инстинктами, эмоциями, подсознанием, если раньше из-за этого возникали погромы, то сегодня это грозит уничтожением народов, грозит гибелью цивилизации, гибелью человечества. Поэтому то, что мы делаем, пытаясь понять, как возникали ложные представления и предрассудки националистические, шовинистические, – это должно стать достоянием как можно большего числа людей.