Насильственно присоединив Крым, Россия запустила процесс самоизоляции, который частично ускорили и санкции Запада. Иван Крастев, глава софийского Центра либеральных стратегий, исследователь демократических процессов в Восточной Европе, рассказал в интервью DW об особенностях российского изоляционизма и оценил эффективность и влияние санкций на политические элиты страны.

DW: С каким чувством вы приезжаете сейчас в Россию? Как в страну-агрессор?

Иван Крастев: Это трудный вопрос. Действительно, Россия сильно изменилась со времени моего последнего приезда год назад. Нужны определенные усилия, чтобы понять, почему здесь такой ажиотаж по поводу Украины и почему был так важен вопрос о принадлежности Крыма. Конечно, русские приводят много аргументов об исторической связи Крыма с Россией. Но для украинцев и всего мира это событие предстало в другом свете: впервые после окончания холодной войны одно государство присоединило к себе часть другого.

- Такой шаг со стороны России стал неожиданностью для Европы?

- Конечно! У каждой страны в Европе есть свой "Крым", но никому и в голову не приходит начинать передел территорий. Мы считали, что экономические связи, сложившиеся в Европе, сделали войну невозможной. Но оказалось, что нет препятствий для внезапного изменения всей обстановки, и ты не знаешь, как на это ответить.

- Что, по-вашему, сейчас происходит в России? Как вы охарактеризовали бы сегодняшнюю политическую реальность?

- Если называть российскую политику одним словом, то это - изоляционизм. Но особый - не геополитический, а культурный и психологический. Это отличает его от советского. Когда в те времена было решено закрыться, СССР построил Берлинскую стену. А теперь русские создали такую ситуацию, когда стену вокруг них хотят построить другие.

Этот новый изоляционизм показывает, что видение событий 1989-1991 годов в России сильно изменилось. Большинство жителей страны теперь уверено, что распад Советского Союза не был исторически неизбежен. По их мнению, это был просто провал руководства. Если бы у власти был Путин, а не Горбачев, то все было бы по-другому, например, как в Китае, считают они.

Частично на сегодняшнюю ситуацию повлияли протесты 2011-2012 годов. Для элит они были большим шоком. Без этих протестов не было бы ни активного сплачивания общества вокруг вопроса о Крыме, ни поиска врагов внутри страны и за рубежом.

- К чему, по вашему мнению, может привести санкционное противостояние России и Запада?

- Санкции имеют, прежде всего, символическое значение. Понятное дело, Запад не может вести военные действия против ядерной державы. Он ввел санкции, потому что хочет показать, что действия России для него неприемлемы. Санкции носят символический характер еще и потому, что главную роль сейчас будут играть цены на нефть, а не рестрикции как таковые.

Но санкции приносят и свой результат, в основном, негативный. Причем, теряют из-за них все, не только Россия, ведь пострадает та часть российской экономики, которая наиболее интегрирована в европейскую, - финансовый и банковский секторы.

- Кажется, что санкции Запада еще больше сплотили российскую верхушку…

- Совершенно верно, они не выполняют свою роль по разобщению элит. В России догадываются об этой роли, и каждый российский чиновник твердит, что санкции не наносят никакого вреда. Для России сейчас важно показать, что раскола внутри элит нет. В результате, уровень критического обсуждения в российском руководстве равен нулю, потому что любое несогласие с оценкой санкций будет выглядеть как предательство. Таким образом, санкции, по крайней мере на первом этапе, мобилизуют, а не разобщают элиты.

Кроме того, те, кто оказался в санкционных списках, начинают использовать свое новое положение для давления на государство с целью выбивания новых кризисных субсидий. В итоге урезаются социальные программы, в результате чего страдают простые люди, а не те, кто попал под санкции.